– Вы правы, князь, – ответила Настя, растворяясь в гипнотических глазах величавого кавалергарда. – Не изволите ли вы проявить благосклонность и сопроводить меня туда, мне правда нужен свежий воздух.
– Почту за честь, мадемуазель! – поклонился гвардеец и, подав Насте руку, направился к выходу на институтскую территорию.
То было грубое нарушение всех мыслимых благородных понятий, но Настю словно околдовали манеры, голос и глаза кавалергарда. Она шла как в тумане, и только Господу известно, каким чудесным образом ни один из гостей бала, преподавателей института или обслуживающей челяди не заметил, что она покинула здание в сопровождении присланного императором почетного столичного гостя.
Многими часами позже, когда дознаватели начали проводить расследование, все в голос твердили, что Оболенский проводил девушку до столика с фруктами, а сам после этого продолжил беседу с дебютантками и преподавателями, во исполнение воли императора стремясь определить самых лучших из выпускниц.
На самом же деле пара шла в это время по деревянным тротуарам по направлению к реке.
Посвятив обучению долгих шесть лет, в течение которых Настя ни разу не покидала стен института, девушка с уверенностью и даже в темноте ориентировалась на прилегающей к нему территории. Она очень любила некое место на берегу реки Цны, у аллеи высоких тополей, и именно к этому месту она сейчас целенаправленно направлялась.
Офицер шел молча, чему-то улыбался, стройный, как все кавалеристы, но отчего-то холодный и откровенно окидывающий взглядом привлекательное тело своей невинной спутницы.
Только сейчас и даже через перчатки Настя почувствовала, что у спутника невероятно ледяные руки, но то ли из-за усталости, то ли из-за слабых познаний в медицине она решила не придавать тому значения.
Вскоре пара вышла на берег реки. В темной воде неторопливого неширокого русла отражались мириады созвездий и прохладная, спокойная луна. Все утки давно уже устроились на ночлег, и только лягушачий хор исправно выдавал многоголосые трели из дремучих зарослей растущего вдоль берега невысокого камыша.
Совсем близко к воде росли раскидистые плакучие ивы, кончики ветвей которых касались сияющей в свете звезд и лунного мерцания зеркальной речной глади. В густых зеленых кронах копошились и кричали занятые своими важными делами невидимые глазу лесные птицы, и крики их отчего-то показались сейчас Насте невероятно печальными.
«Как по покойнику!» – подумалось вдруг девушке, и ее даже передернуло от охватившей внезапно непонятной, необъяснимой и сжимающей сердце тоскливой грусти.
– Простите, князь, мою бестактность, сама не знаю почему, но мне очень нужно было оказаться здесь. Мне уже лучше и не смею вас больше задерживать своею назойливостью.
– Ну