– Нет, со мною ведь это происходит не в первый раз.
Он посмотрел в ее печальные глаза, и ему нестерпимо захотелось прижать эту темноволосую головку, так похожую на Бонни, к своей груди. Почему-то раньше он не замечал их сходства, может потому, что взгляд жены редко был обращен к нему, а может быть тоска по дочери, желание увидеть родные черты заставили по-иному посмотреть на Скарлетт. Ведь если девочка вышла из ее плоти, значит и в ней должно сохраниться что-то от дочери. Он вдруг впервые почувствовал, что она единственная женщина на свете, которая может и не всецело, но чем-то очень важным принадлежит только ему. И никуда от этого не уйти. Да и нужно ли уходить?
Ему казалось, что, расставшись, будет легче, но легче было сейчас, рядом с нею, погрузившись в тяжкие воспоминания. Они тонули, растворялись в то ли растущей волне нежности, то ли жалости к этой тонкой шейке, которую еще недавно ему так хотелось свернуть своими руками. Поднятые вверх пряди волос делали ее юной, беззащитной, трогательной. Тихий голос успокаивал, маленькая ручка нежно гладила его руку.
– Я подумал, что надо быть очень осторожными со словами. Помните, как вы возмущались, что беременны, а я посоветовал отдать ребенка мисс Мелли… И вот теперь они там вместе… А уж с последним … я сам… сам погубил своих детей.
Ретт говорил сбивчиво, сначала медленно, потом все быстрее, словно опасаясь, что не сможет сказать всего, или, что она не захочет слушать.
– Это был первый ребенок, которого я действительно очень хотела, – со слезами на глазах промолвила Скарлетт.
– Я столько причинил вам горя, простите ли вы меня когда-нибудь? – спросил он.
– Будет вам… будет… я ни в чем не виню вас… и тогда сказала страшные слова в запальчивости, а совсем не потому, что так думала… Так уж получилось… такая наша с вами доля… может наказание божье за то, что весело жили, думая только о себе. Хотя ведь вы много отдали сил и денег этой Конфедерации, а я, как вы говорите, белому слону в графстве Клейтон. Но видно, что-то не так делали, если Бог покарал нас…
Общее горе изменило их обоих, сблизило, заставило забыть гордость и покаяться друг другу. У себя в спальне она еще долго сидела с глазами, полными слез, пытаясь сохранить очарование только что испытанного сопереживания, душевного единения. И с кем? С Реттом, который в жизни не сознался бы, что нуждается в её участии.
– Вдруг он завтра пожалеет об этой минуте откровенности и возненавидит меня, свидетеля свой слабости? – испугалась Скарлетт и с утра ушла в лавку.
Однако вечер прошел на редкость мило. Супруг не уделял ей особенного внимания, но когда их взгляды встречались, не делал вида, что забыл вчерашний разговор. За ужином посторонних не было, мистера Телфорда в доме считали своим человеком. От того всё было просто, по-домашнему: дети сидели за столом вместе со взрослыми, и даже Сьюлин перестала подчеркивать свою благовоспитанность. Девушки Тарлтон поначалу смущались присутствия мистера Батлера, прыскали от смеха по самому незначительному