А потом неожиданно Роза объявила:
– Конец.
– Нет, нет, нет! – запротестовали все.
– Тсс, – сказала Шона. – Слушайте.
Тишина.
Надзирательница подошла к входной двери и приоткрыла ее.
– Все чисто! – крикнула она. – Все на выход! Живо! Пошли!
Мы побежали на плац, лавируя среди вещей, брошенных проходившими здесь людьми. Грязный носовой платок. Канареечного цвета перо из чьей-то шляпы. Успевший слегка запылиться крохотный ботиночек с детской ноги.
Той ночью, когда мы стояли по пять в ряд, не было ни звезд, ни луны, ни неба. Биркенау был похоронен в дыму. Я чувствовала на языке привкус пепла, и мне впервые за долгое время совершенно не хотелось есть.
– Роза… – позвала я в темноте. Наш барак в ту ночь был переполнен, в нем совершенно нечем было дышать. Солома, на которой мы лежали, казалась по-особому горячей и жесткой. – Роза, ты не спишь?
– Нет, – шепнула она в ответ. – А ты?
– Тссс! – шикнула лежавшая рядом с нами костлявая женщина.
Мы с Розой придвинулись еще ближе, чтобы разговаривать еще тише.
– Это была хорошая история, – шепнула я. – Из тебя вышла бы хорошая писательница.
– Моя мама, – ответила Роза, – действительно хорошо пишет. Можно даже сказать, что она знаменита. Поэтому нашу семью и арестовали, она не боялась публиковать книги, в которых писала правду, а не то, что Они хотят слышать.
Я хотела спросить про арест, но не успела, потому что Роза моментально продолжила:
– Я была бы счастлива уметь писать хотя бы вполовину так же хорошо, как она. Что насчет тебя?
– Меня? Писать? Это смешно. Я шью.
– Да нет, что начет твоей мамы.
– О, знаешь, мне нечего сказать о ней.
– Не может быть, – возразила Роза.
Я на самом деле мало что могла вспомнить о своей матери.
– Когда я была еще совсем маленькой, моя мама устроилась на большую швейную фабрику. Никто не говорил мне о моем отце, но я думаю, что он был каким-то небольшим начальником там. Я никогда его не знала. Женаты они не были. Кстати, представляешь, на той фабрике были машины, которые могли за раз кроить сразу двадцать сложенных вдвое слоев шерстяной ткани?
– Твоя мама, Элла… – напомнила Роза.
– Меня вырастила бабушка. Швейную фабрику перевели в другой город, и все, кто работал на ней, тоже должны были переехать или лишиться работы. Сначала мама приезжала навестить нас каждые пару недель. Затем каждые пару месяцев. Потом просто стала присылать деньги. А когда началась война, фабрика начала шить военное обмундирование, и работникам перестали платить зарплату. Ну а дальше… Дальше ты все знаешь, – пожала я в темноте плечами.
Я действительно немногое знала об