– Умница! – выдохнула из-за кулисы классная.
Ободрённая, я вошла в раж.
– Смотрите! – громко обратилась к залу, подняв над головой два куска сыра. – Эти куски совсем разные! Сейчас, медвежата, я вам помогу!
На этих словах я лихо откусила большой шмат сыра. Это была ошибка. Прекрасный мамин сыр, с легкостью проглоченный мной в бутербродах, теперь стал комом. Он застрял в неполном комплекте молочных зубов и лишил возможности говорить. Вторая мхатовская пауза случилась в сценке уже из-за меня. Я испуганно смотрела на медведей в поисках поддержки, но те всё ещё жевали набитыми ртами. Круг замкнулся. По залу пошёл нервный смешок.
– Заберите у лисы сыр! – прошипела из-за кулисы классная.
Медведи послушно отобрали у меня свои куски, наконец сглотнули, но вместо того, чтобы громко возмутиться по сценарию, снова молча откусили. В зале уже откровенно хохотали.
– Да что ж такое?! – чуть не плача прошептала классная. – Лиса, забери у них сыр!
Я с готовностью повиновалась. В этот раз медведи не хотели отдавать лакомство. Они прижимали куски к груди, дёргали меня из стороны в сторону, как деревянную куклу, и зло мычали. Но, знаете, я не тот человек, что быстро отступает. Завязалась потасовка. Правый медведь получил по плюшевым ушам, левый схлопотал пендель. У зрителей началась истерика, но мы не отвлекались – сосредоточенно дрались, не забывая при этом жевать.
Наконец я отбила сыр у противника. К сожалению, мой трофей уже слабо напоминал сыр, больше походил на ком пластилина, из которого немытыми руками лепили не менее четырёх раз. Я молча показала залу куски и брезгливо поморщилась. Медведи тоже резко потеряли интерес к еде. Есть это уже было невозможно. Финал провален. Никакой морали.
– Не ешь! – громко прошептала классная. – Не ешь сыр!
Наверное, учительница хотела сказать, чтоб я не ела, а только делала вид, что ем, но не успела донести свою мысль. Ее слова показались нелогичными. Я с трудом проглотила застрявший во рту ком и, повернувшись к классной, расплакалась:
– Как не есть-то?! Куски ещё не одинаковые!
– Не ешь! – грозно крикнула из зала моя мама. – Ещё дизентерии не хватало!
Последний бастион пал: гостья из РУНО схватилась за живот и зашлась истерическим смехом.
Страх темноты
Страх – самое древнее и сильное из человеческих чувств, а самый древний и самый сильный страх – страх неведомого.
Лагерная смена подходила к концу, и Роман, скучавший по родителям и городу, считал дни до отъезда. Время тянулось медленно. Дождь лил без остановки вторую неделю; глухой лес, окружавший лагерь, напоминал непроходимые мокрые джунгли, поэтому ни о каких обещанных ранее походах, тем более с ночёвкой, не могло быть и речи. Небо, затянутое тёмными облаками, вгоняло в тоску, холодные серые дни монотонно