Иса жалел, что комроты, чтобы раньше времени не провоцировать немцев, запретил ему устраивать бойцам и стрельбы. Обращаться с оружием новобранцы умели – двухнедельные сборы с ними были проведены, но Иса не был уверен, что они не забудут все свои умения, когда начнётся бой.
26 июня нервы у новобранцев начали сдавать. Даже горячую кашу, которую, как всегда перед рассветом доставили во взвод с батальонной кухни, часть солдат Исы не стали есть, объясняя это просто: «Не лезет». Разговоры между бойцами стали нервными, шутки не смешными; некоторые начали время от времени смеяться без повода. Около полудня в траншее вдруг послышалась ругань – когда же Иса и помощник командира взвода старший сержант Крамаренко подбежали к ссорящимся, те даже не могли вспомнить, из-за чего возник конфликт.
От отца, прошедшего Гражданскую, Иса слышал, что такое поведение людей перед боем было признаком того, что они чувствуют приближающуюся смерть.
Усилия командиров отделений, которые пытались привести солдат в чувство, объясняя, что бояться на фронте нельзя, так как страх – главный враг, мешающий действовать правильно, ни к чему не приводили.
А вскоре после полудня, старший сержант Крамаренко сообщил Исе, что один из солдат «оцепенел». Рядовой Вохряков в какой-то момент просто сел на дно траншеи и перестал реагировать на окружающее. Его толкали, пинали, даже окатили водой, но он продолжал сидеть словно статуя, глядя, не мигая, на земляную стенку.
Ротный санинструктор Иванов, тридцатилетний хмурый ворчун, сделал заключение, что Вохрякова нужно отправить в лазарет, откуда он, скорее всего, попадёт в психушку. Но Иса сделал иначе. Он приказал двум солдатам поставить Вохрякова на приступок стрелковой ячейки, лицом в сторону немецкой позиции и держать его так, не давая упасть. Затем Иса вынул пистолет и выстрелил над головой «оцепеневшего».
Немедленно со стороны далёкой немецкой позиции раздалась пулемётная очередь. Стоявшие рядом с Вохряковым солдаты дружно охнули, увидев, как сразу после того, как над траншеей понеслись пули, его тело вдруг дёрнулось, а рука ухватила за дуло прислоненную к стенке траншеи винтовку.
С этого момента сержанты взвода и даже строгий Крамаренко стали относится к командиру более уважительно. Иса не подавал виду, но ему это было приятно. Но особенно Исе понравилось то, что Головач вдруг перестал хмуриться, когда они встречались глазами.
Ближе к вечеру, зайдя в окоп миномётного отделения, оборудованный в нескольких метрах позади траншеи, Иса заметил синяки на лицах двух бойцов, сидевших рядом у стенки окопа. Сержант Самочинный и Головач, как ни в чём ни бывало, возились с миномётом.
–Что