Лилии полевые. Царь из дома Давида. Три года в Священном городе. Джозеф Г. Ингрэм

несли на плечах, продвигаясь к купальне. Я уже хотела отвернуться от этой жалкой картины и двинуться дальше, как вдруг произошло что-то удивительное: поверхность пруда, которая была до того совершенно ровная, – заволновалась и, точно вскипев, начала вздыматься, струиться и колебаться с одной стороны до другой совершенно необыкновенным образом. И едва только это произошло, как в толпе этих злополучных калек, едва волочивших ноги, поднялся оглушительный вопль – смешанные крики радости и приветствия чуду с возгласами удивления, и в тот же момент все эти жалкие тела пришли в движение и яростно устремились к воде; ближайшие падали в воду, как безумные, ибо задние теснили и падали на них, погружались вместе, утопали и дико вскрикивали в предсмертной борьбе. Раздавались страшные проклятия тех, кому путь прегражден был сплошной массой людей впереди; наиболее слабые и немощные, совсем придавленные и оттесненные прочь, делали отчаянные попытки продвинуться к воде, взбираясь и карабкаясь руками и ногами на спины соседей. Некоторые из более сильных с ножом в руках расчищали себе путь сквозь массу обезумевших и орущих во все горло калек.

      Римская стража у ворот, увидав это, кинулась с обнаженными мечами водворять порядок. Вся купальня ревела… Мы же поспешили удалиться от этого места. Я слышала после, что до восстановления порядка многие были убиты и раздавлены, а человек пять-шесть утонуло под ногами тех, кто карабкался через их головы.

      Когда мы приблизились к Кедрону, я спросила робко рабби Амоса:

      – Возможно ли, чтобы действие, производимое Ангелом, могло вызвать такое смятение и приводить к взрыву худших страстей?

      Он отвечал:

      – Колебания воды в этой купальне, без сомнения, есть чудо! Действие Ангела может быть только добрым; прикосновение Ангела сообщает воде священную, целебную силу. Возможно ли приписывать явлению такой милости Божией все эти убийственные и отвратительные сцены, которые мы видели!

      Я замолчала. Тяжело и страшно при мысли о такой порочности людей, что каждый дар Божий они обращают во зло и проклятие.

      Мы свернули теперь несколько вправо от большой дороги, потому что на ней римляне производили основательную перестройку моста. Нам пришлось ехать берегом ручья до Авессаломова столба, при виде которого мне вспомнилась вся история этого несчастного князя. Как удивительно, что именно его густые, золотистые волосы, которыми он так гордился и о которых неоднократно упоминали современные поэты, послужили орудием его смерти! Далее мы прошли мимо дуба, о котором рабби Амос сказал, что этот древний дуб представляет собою остаток от того леса, через который Авессалом совершал свой роковой путь. Затем он показал мне яму, в которую десять юношей, убивших Авессалома, кинули его тело и заложили сверху каменьями. И силен же, и храбр, должно быть, был этот красивый и своевольный князь, если в то время, как он висел на дубу на своих волосах, понадобилось «десять молодых людей, чтобы окружить и убить его». Или, как думает рабби Амос, это число смешивают