Крикливые приказы новых владык обычно были безграмотны и даже противоречивыми. Но одно было неоспоримо, что все они дышали слепой злобой и яростью против всего государственного и в своей основе разжигали наиболее низменные и пошлые стороны человеческой натуры. Это было ничем не прикрытое, голое, мерзкое и отвратительное натравливание подонков общества и черни на интеллигенцию, и особенно на офицерство.
Под вечер 17-го января достигли ст. Волновахи. Через щели вагона рассматривая станцию, мы поразились ее видом. По краям перрона видны были пулеметы, направленные на наш поезд, а между ними выстроенные в две шеренги стояли вооруженные рабочие, преимущественно подростки 16—18-летние и лишь кое-где в качестве начальства суетилось несколько матросов. Частная публика, очевидно, на станцию не пропускалась, на что указывало наличие нескольких постов, окружавших станционные постройки. Всматриваясь в развертывающуюся передо мной картину военно-революционного «боевого порядка», я не мог не подметить, по некоторым деталям, много театрального, рассчитанного, по-видимому, исключительно на игру на казачьем воображении. Действительно, думал я, появись сейчас один взвод хорошей старой сотни, и вся эта вооруженная рвань трусливо и панически бросилась бы в разные стороны. Да, быть может, и вся эта церемония встречи нашего эшелона не что иное, как маскировка своего страха перед казаками, правда уже разоруженными, но все же могущими дружно выскочить из вагонов и с нагайками в руках с гиком обрушиться на беззаконных представителей столь же незаконной власти и гнать и стегать их до полного их изнеможения.
Я был уверен, что, несмотря на обилие вооружения и пулеметов, все эти новоиспеченные защитники революции при соприкосновении с казаками чувствовали себя не совсем спокойно и, наверное, не могли отделаться от невольного чувства страха.
Поезд остановился. Тотчас же раздались крики: «Из вагонов не выходить, иначе будем стрелять, ожидай обыска».
Однако, это предупреждение на казаков не подействовало, или они его не расслышали. Они выскакивали из теплушек, группировались небольшими кучками вдоль поезда, но на станцию не шли. Немного погодя эшелон оказался оцепленным редкой цепью красногвардейцев. Казаки хмурились, вызывающе поглядывали на них красногвардейцы, кое-где между ними вскоре началась перебранка. Местами спор принимал довольно острый характер и грозил перейти врукопашную. Казаки противились предполагавшемуся обыску, заявляя, что таковой уже был на ст. Александровск, что оружие у них отобрано и на целый эшелон оставлено только 2 винтовки, о чем у них имеется соответствующее свидетельство. Одновременно, они жаловались, что ночью на малых станциях вооруженные крестьяне выводят лошадей из вагонов, и они не могут этому противодействовать, не имея оружия.
Окончательно разрешение этого вопроса было сделано военно-революционным комитетом, вынесшим постановление