– Не могу не согласиться, уважаемый Александр Петрович, в мои годы память и вправду ещё должна быть крепкой, однако разве у них не другой календарь… или вот хотя бы взять этого, с позволения сказать, «антиквара»…
– Вы хотели сказать, старьёвщика?
– Старьёвщик, Александр Петрович, – Кузьма Ильич, стоявший за спиной своего спутника, поднял палец и возразил, – это когда старьём человек торгует, а у него? От его прилавков так и пахнет женским будуаром, детской комнатой и…
– Гвардейским плацем! – ухмыльнулся Адельберг.
– Вам бы всё шутить!
Александр Петрович повесил на бронзовый крючок пальто и ответил:
– Кузьма Ильич, полно вам, забудьте! У нас есть вот это купе, колбаса, хлеб, китайская капуста и бутылка чистейшей чумизовой ханы́. Ещё несколько часов дороги, – Александр Петрович вынул часы и щёлкнул крышкой, – и впереди дом. А на ваш вопрос отвечу – сегодня воскресенье, 19 июня 1921 года – календарь в Китае такой же, как у нас.
Кузьма Ильич снял свою овчину и наладился повесить её на соседний бронзовый крючок.
– Вот это – нет! – возразил Александр Петрович. – Это на улице рядом с вами стоять ещё можно, там продувает, а здесь извольте свернуть поплотнее и отправить под полку, иначе задохнёмся.
Обиженный Тельнов постоял, держа в руках овчину, пару раз вздохнул ответить, но, увидев лицо своего спутника, довольное и радостное, чего он не видел с момента их встречи в Благовещенске и вообще никогда не видел, выдохнул и нагнулся поднимать полку.
Перед тем как мелкими глотками выпить треть стакана ханы, Кузьма Ильич умудрился её понюхать.
– Предупреждал вас, пейте не нюхая! И причём – залпом!
Кузьму Ильича дёрнуло и перекосило: он сначала вытянул лицо, потом сморщил так, что не осталось ни глаз, ни носа, ни рта, а только торчали смоляные усы; потом открыл рот и округлил полные слёз глаза; вдох в его горле встал комом; потом он попытался натянуть на кулак рукав, донести его до носа и занюхать – и рукав порвался. Другой рукой он махал, будто отбивался от комаров или от чертей.
Александр Петрович смотрел на него с умилением.
– Занюхайте-ка хлебом или вот колбасой!
Тельнову всё-таки удалось занюхать хану, потом он долго молча зажёвывал выпитое куском колбасы, хлебом, китайской капустой и вдруг неожиданно попросил осипшим голосом:
– Александр Петрович, умоляю вас, закурите, что ли, отбейте этот китайский дух и закройте горлышко бутыли, ну хотя бы чем-нибудь!
Через пятнадцать минут он уже спал, свернувшись на синей бархатной полке калачиком.
Александр Петрович смотрел в окно.
Поезд ещё стоял на станции Ананьци, но по суете, происходившей на перроне, уже чувствовалось, что отправление вот-вот. Этого момента Александр Петрович ждал, чтобы улечься, как его спутник, и проснуться уже в Харбине. Он договорился с проводником, чтобы на подъезде к Сунгари его разбудили.
Незаметно для себя Александр Петрович заснул, хана оказалась