Мороженое из муравьев. Мария Чемберлен

полного счастья не обязательно быть замужем, иметь лучшую в мире работу и самую дорогую машину. Ведь счастье – оно в самом ощущении счастья. Можно попробовать быть счастливой и с тем, что есть? Что в конце концов все крысиные бега за деньгами, карьерой, благополучием оборачиваются бессонницей и пустотой. Может быть, гораздо важнее просто уметь смотреть? Видеть. Слышать. Дышать. Наслаждаться простыми вещами. Хорошей книгой перед сном, телефонным звонком от старого друга, посылкой с теплыми вещами летом от мамы. Заботой неизвестных людей, твоей заботой о них.

      Пусть это только возможность рассчитывать на себя и быть довольной тем, что есть, способностью удивляться, влюбляться и плакать, способностью, которая бесконечно обновляется вместе с клетками самого организма.

      Можно просто вечером ехать с работы домой, смотреть из окна автобуса на мелькающие дома, деревья, лица и чувствовать себя счастливой. В любом городе любой страны, потому что и счастье, и несчастье мы носим с собой.

      А еще можно не готовить ужин, а купить в местной греческой лавочке отменный гриль. Можно смотреть, как проворно мелькают лопатки под накрахмаленной белой курткой продавца, грека Теодороса, когда он разрезает розовое мясо осьминога для гриля.

      – Чикен сувла? – улыбается он мне.

      – М-м, – улыбаюсь я в ответ.

      – Ты выглядишь усталой, Мария.

      – Я устала, Теодорос.

      – Все будет хорошо, ведь ты очень счастливый человек, я знаю. Я вижу столько людей каждый день. Ты мой самый счастливый покупатель, – добавляет добряк грек.

      – Спасибо, я знаю, Теодорос. Я знаю.

      Онкологическая комедия

      Everybody needs a place to think.

Slogan of BBC Four

      Каждому нужно место, чтобы подумать

Слоган телеканала BBC Four

      I

      Однажды мама повела меня к частному, очень хорошему врачу. Врач, добросовестная рослая женщина с встревоженными глазами, долго меня ощупывала, потом произнесла как приговор: пункция. Для меня это было что-то вроде опции, еще одно непонятно-смешное слово. Но когда в горло вонзился шприц, без всякого наркоза, стало больно, а не смешно. От неожиданности я заплакала, мама, заглянувшая в кабинет, тоже обняла меня и заплакала. Так мы сидели в коридоре, обнявшись, и плакали по непонятному поводу минут пять. Пожилая медсестра высунула голову из лаборатории и потом, появившись в дверях целиком, вынесла маленький стеклянный колпачок с коричневой жидкостью.

      – И чего рыдаешь, больных пугаешь? – сказала она уютно. – На-ка вот, выпей.

      – Это что? – спросила я сипло.

      – Коньячок, – сказала медсестра, подмигнув. Коньячок оказался обыкновенной валерьянкой.

      Нас снова пригласили в кабинет врача.

      Не отрывая взгляда от бумаг и не переставая царапать ручкой, она скороговоркой диктовала: пятый диспансер, врач Овечкин, мой коллега, вас устроит.

      – Организм крепкий, недели две все займет, прооперируют тебя, и будешь у нас всех здоровей, – улыбнулась