– Положи их куда-нибудь, – скомандовала Изабелла. – У меня готов тост.
Он взял стакан и уловил исходящий из него спиртной дух.
– За будущее!
Чарли осушил стакан одним глотком и закашлялся – он не имел привычки к крепким напиткам.
– Ты ведь их еще не разглядел? – спросила она.
Его лицо выразило недоумение.
– Смотри.
Изабелла повернулась к сверткам, которые он оставил на письменном столе, и распаковала их один за другим, а затем отступила в сторону, открывая ему обзор.
Он медленно повернул голову. В свертках оказались младенцы. Близнецы. Он стоял и смотрел, смутно догадываясь, что от него ожидают какой-то реакции, но будучи не в состоянии что-нибудь сказать или сделать.
– Ох, Чарли, да проснись же ты, ради бога!
Сестра взяла его за руки и в дикой пляске завертела по комнате.
Как ни странно, головокружение от танца пошло ему на пользу, внеся хоть какую-то упорядоченность в сумбур его мыслей. Наконец Изабелла остановилась, приложила ладони к его щекам и сказала:
– Роланд умер, Чарли. Остались только мы – ты и я. Понимаешь?
Он кивнул.
– Хорошо. А теперь скажи мне, где папа?
Когда он сказал, у нее началась истерика. На крики явилась Миссиз, которая отвела Изабеллу в ее комнату, уложила в постель и, дождавшись, когда она утихнет, спросила:
– Дети – как их зовут?
– Марч, – сказала Изабелла.
Но Миссиз интересовала не фамилия – ее она знала и так. Весть о замужестве Изабеллы дошла до нее несколько месяцев назад, как и весть о рождении детей (ей не было нужды подсчитывать месяцы на пальцах, однако она это сделала, задумчиво поджав губы). Пару недель назад она узнала о смерти Роланда от воспаления легких. Она также знала, что старые мистер и миссис Марч, подавленные смертью их единственного сына и возмущенные безразличием, с каким восприняла эту трагедию их невестка, стали чуждаться Изабеллы и ее детей, предпочитая тихо горевать вдвоем.
– Я спрашиваю об именах, данных при крещении.
– Аделина и Эммелина, – сонно произнесла Изабелла.
– А как ты их различаешь?
Но юная вдова уже погрузилась в сон. И пока она спала в своей старой постели, эскапада с замужеством начисто изгладилась из ее памяти. Утром она пробудилась с ощущением, что никакой свадьбы не было, а дети представились ей не собственной плотью и кровью – материнский инстинкт ей был абсолютно неведом, – а чем-то вроде духов или призраков, поселившихся в этом доме.
Младенцы были на кухне и еще спали. Над их гладкими бледными личиками склонились, беседуя шепотом, Миссиз и садовник.
– Кто из них кто? – спросил садовник.
– Не знаю.
Стоя по бокам старой детской кроватки, они разглядывали двойняшек. Четыре полукружия ресниц, два одинаковых ротика, два покрытых пухом маленьких