Звали его Александр Николаевич Энгельгардт.
Он окончил одно из лучших учебных заведений России – Михайловское артиллерийское училище и курсы офицеров при Артиллерийской академии. Происхождение и образование давали гвардейскому офицеру Энгельгардту возможность сделать прекрасную военную карьеру, вести праздную жизнь в одном из гвардейских полков столицы.
Гвардейского офицера, однако, не получилось. После увлечения народничеством он занимался чем угодно, только не гвардейской шагистикой. Его даже увлек ученый шлейф Менделеева – получил Ломоносовскую премию по исследованиям в области химии… минутку, тут уж совсем рядышком к доломитам… к французскому геологу Гратё де Доломьё! Жизнь прожить, чтоб твоим именем назвали какой-то завалящий желтый камень… с ума сойти! Но французский геолог с ума не сошел, как не тронулся умом и гвардейский артиллерист, покоривший Столыпина. Просто русскому немцу вышла другая планида. Покинув военную службу, Энгельгардт стал профессором химии Петербургского земледельческого института.
Но здесь, подобно коллеге Менделееву, своей Периодической системы он не открыл… ибо еще больше панибратствовал со своими студиозами. Да и вообще со всеми, кто с ним соприкасался. Время было такое – «хождение в народ»!
Дело кончилось ссылкой в деревню Батищево Смоленской губернии. Слава богу, что хоть не в Сибирь, а в свое родовое имение. Там-то и началась настоящая жизнь…
Имя его было на устах всей образованной России: «Письма из деревни» стали Библией послереформенных губерний.
Но Столыпин ехал вовсе не для споров-разговоров: Энгельгардт слыл первым человеком, внедрившим в своем смоленском хозяйстве тот самый доломит, о котором спорили в Ковенской, по сути соседней, губернии. Природные условия и земли были почти одинаковые. Только в Ковенской губернии о доломите только лишь рассуждали, а здесь французскую муку уже не первый год рассевали по полям. И не только по дворянским – по крестьянским тоже. Вот в чем дело.
Конечно, Столыпин, хорошо знакомый с профессором Менделеевым, понимал, что Смоленщина – вовсе не французское доломитовое предгорье; плодоносный камень залегал в других местах – на Валдае, в Эстляндии, на Урале, а особливо на Кольском полуострове. Несподручно, да и дорог не было; на Смоленщине, под пристальным взглядом Энгельгардта, хоть немного, но находили доломитовых камушков. За полгода, пока смоленский абориген и ковенский новопоселенец сносились письмами, на случайных залежах удалось нагрести некоторый запас доломита. Еще не перемолотый, он лежал в буртах; это легко можно было делать и в Ковенской губернии, на обычных жерновах. Да и сподручнее перевозить камень, нежели сыпучую муку. Так что в неделю нагрузив два вагона