– Пруссак только хитростью берет. Ровно собачонка – то с энтого боку цапнет, то с другого. А как чуть доведется сойтиться, всегда наша возьмет!
– Куда немцу против русского!
И тут вскоре Ильюхе Огневу впервые пришлось стрелять по врагу.
Из-за кунерсдорфских огородов, таких знакомых русским солдатам, показалась конница. Кунерсдорфское поле разом зацвело тысячами разноцветных мундиров, запестрело вороными, серыми, гнедыми лошадьми.
– Кони-то, кони, гляди! – не выдержав, восхищенно причмокнул кто-то сзади за Огневым.
– Застоялись. Выехали размяться!
– Вот погоди, наша антилерия их тотчас… – начал чей-то старый голос, видимо бывалого человека, и не успел докончить: тут же, рядом, ухнули, ударили тяжелые картаульные гаубицы большой батареи.
Молодые мушкатеры зажимали пальцами уши, морщились, косясь на батарею. Ни пушек, ни людей не было видно: батарея вся скрылась в черном пороховом дыму.
За первым ударом бухнул второй, третий. Артиллерия била по прусской коннице, которая проходила на рысях между тремя кунерсдорфскими прудами.
Ильюха смотрел во все глаза. Вот один кирасир сунулся вниз головой с седла. Его высокая белая лошадь продолжала мчаться вместе с остальными всадниками вперед. Под другим ядро повалило коня. Кирасир успел удачно соскочить, но прыгать ему пришлось в пруд. Кирасир в забрызганных грязью белых лосинах стоял по колено в воде, не зная, как выбраться: мимо него взвод за взводом скакали драгуны, гусары.
Ядра косили прусскую конницу Зейдлица. Узкие проезды между прудами с каждой минутой все больше и больше загромождались трупами людей и лошадей. Гусары, шедшие последними, перепрыгивали через эти препятствия на своих легких буланых лошадках.
И все-таки сотни кирасир, драгун, гусар благополучно проскакивали между прудами и под огнем выстраивались по эту сторону прудов.
– Оправляй замки, кремни! Готовься к стрельбе! – хрипловато крикнул тучный командир полка, улучив момент, когда соседи – большая батарея – заряжали.
И тотчас же к гулу тяжелых единорогов примешался непрерывный треск фузей: все пехотные полки южного склона стреляли по коннице Зейдлица, которая готовилась идти в атаку.
Огнев в семнадцать приемов, как учил Егор Лукич, быстро и точно заряжал. Не спешил выстрелить в одиночку, ждал команды. Стрелял без осечки.
Снизу на них, на большую батарею и на ретраншементы, летели три линии прусской конницы. В вечернем солнце зловеще блестели клинки палашей и сабель.
«Доскачут или нет?» – билась у Огнева мысль.
Вот всадники еще ближе. Уже можно различить их сведенные злобной гримасой лица, кричащие рты.
Еще залп. Еще раз из всех единорогов хлестнула картечью большая батарея.
Поспешно зарядив фузею и не слыша над ухом команды «пали», Ильюха Огнев посмотрел вниз. Прусская конница,