– Да вы сговорились, что ли? – парень чем-то нравился Анечке, но в то же время раздражал ее. – Почему ты уже третий здесь, кто меня об этом спрашивает? И имени своего тоже не скажешь?
– Не скажу. Просто это неважно.
Анечка рассердилась.
– Так, все. Извини, но мне пора.
Ну и ну. Больные какие-то. Анечка быстро вышла из комнаты, парень рассеянно посмотрел ей вслед, пожал плечами и вернулся к своей надписи. В коридоре на нее набросилась девушка с фиолетовыми волосами. Веселая, живая, с горящими румянцем щеками, она быстро говорила, не пуская Анечку к лестнице:
– Погоди, погоди, пожалуйста, не убегай еще минутку. Я извиниться хотела. Мне очень грустно стала из-за того, что мы тут все несем бред какой-то, а ты только глаза таращишь и тихо офигеваешь от нас. Мы хорошие, на самом-то деле. Ты тоже хорошая, я сразу поняла, как только тебя увидела. Ты какая-то… своя, что ли. Да погоди, я сейчас все объясню. Про имена. Понимаешь, у нас в России имена скучные, как солдаты на плацу. Фамилия, имя, зачем-то имя отца. А я его не помню даже, ну и что мне с этим делать? Вот на Западе, в тех же Штатах, там можно кому угодно зваться как угодно. Не Вильям, а Билли. И это еще женское имя, ты знала? Потом есть еще куча вторых имен, бери сколько хочешь. И всем срать на то, как звали этого ублюдка, который бросил вас с мамой, когда тебе и года не было. Так зачем нужны имена? Будь тем, кем хочешь. Будь изменчивой, зачем надевать на себя намордник с ошейником? Хотя я знаю, кое-кто такие штуки любит, но не о них сейчас. Ой, да погоди, куда ты все рвешься, останься!
Анечка, в которой гнев уже смешивался с испугом, оттолкнула девушку с фиолетовыми волосами и почти бегом, прыгая через лужи на линолеуме, устремилась к лестнице.
– Пусть идет, не надо! – услышала она голос брюнетки.
Дождь закончился или прошел дальше. Щурясь от солнца, Анечка неумело разматывала скользкую холодную проволоку. Мимо по тротуару прошел сутулый бритый парень, покосился на нее, оскалил желтоватые зубы в ухмылке.
– Че, мужик твой запер?
– На хуй иди, – не глядя, ответила Анечка.
– Овца тупая, – пробормотал он, уходя.
В переполненной маршрутке было душно, пахло плохими сигаретами и бензином. Тучная женщина напротив беспрестанно цыкала, стремясь избавиться от чего-то, застрявшего между зубами. Радио доносило пошлейший шансон. Выйдя на две остановки раньше, Анечка отправилась к дому дальней дорогой. Первые этажи пестрели пивными лавками, люди заходили, выходили, груженые пакетами и баклажками. Проносились визгливые дети на самокатах, матери с постными минами толкали перед собой коляски. Анечку чуть не сбил велосипедист, зло прикрикнул. Солнце садилось, яркое, оранжевое. Плоский как блин, город заворачивался во тьму, обмирая в предчувствии ненавистного