за розы, что не будут брошены,
давай, губерния, рассказывай
с просодией во рту некошеном.
За то, что жить мы будем сызнова
и языком чесать по-чёрному.
А ты фильтруй базар бессмысленный,
сказал в ответ поэт издёрганный.
Твой синенький платочек вылинял
за листопадо-снегопадами,
но ты всё та же, взор и выговор,
красива правдами-неправдами.
Куда идешь ты, непутёвая,
чуть выпившая и без пропуска,
склоняясь вправо под обновою,
как будто писанная прописью.
Налево – дачный лес строительный,
направо – лес почти что девственный,
шмелей полет центростремительный,
там городок, рекой отрезанный.
Туда душа моя стремится
за мыс печальный Меганом,
дочь эмиграции колбасной,
туда приду я с похорон.
И видит бог, всё будет в точности
исполненным такой же вечности,
все подростковые неловкости,
обледенелые конечности.
Поле огромное, туманное,
базар закрыт, есть бутербродная,
под солнцем пруд, как каша манная,
поговорим же, мама рОдная.
Про Сахарова в Нижнем Новгороде,
про руки, согнутые в локте,
в Кремлёвском-жлобском после праздника,
век воли не видать и равенства.
Поговорим с тобой до полночи
про всё ужасное, прекрасное,
по-бабьи перемоем косточки,
а было много, было разное.
Вот так, доживши до полтинника,
очнулась, где ни свет, ни тень,
и встала, труп живой, в могильнике
вслух обратилась, грозный оборотень.
Обратно обратилась в слух,
звала, и, пропади я пропадом,
я слышала ответный звук,
он сердцу говорил чего-то там.
«Черный глоток никотина…»
Черный глоток никотина,
нужен тебе, скотина?
Ела бы мандарины,
чистые витамины.
Здравствуй навеки, воля,
разума хладный Цельсий,
облачком алкоголя,
струйкою дыма взвейся.
Тянет мольбу о хлебе
в храме священник лысый,
ласточка вьется в небе
над неживой столицей.
В скорых везут каретах
тех, кто виной отравлен,
тянет романс отпетых
медленный хор с окраин.
Всё пропоёт под курткой
сердце в момент распада,
белые самокрутки
и мандаринов не надо.
«Километры проволоки колючей…»
Километры проволоки колючей,
той дремучей местности лед во рту,
где в аду твой пашет разнорабочий,
твой проситель четко горит в аду.
Смотрит нечеловеческая природа
сверху вниз на адские города,
где с утра ведут убивать кого-то
без