– У меня сегодня аванс был. Вот, возьми, – деланно безразличным тоном произнёс он, протягивая деньги.
Дунечка встала, аккуратно пересчитала деньги и, вздохнув, положила в секретер. Гораздо было бы лучше, если бы она принялась причитать, кричать, ругать мужа за неспособность заработать деньги. Однако же она знала, что разрешение на совместительство у него на работе никому не выдавали, и Затюкин не был исключением, что муж её был до щепетильности честен и поэтому закон для него был свят. Дунечка уже почти смирилась с финансовой реальностью, лишь только при получении очередного аванса или зарплаты не могла пока ещё сдержать вздоха. Более того, эти вздохи становились какими-то уж очень тяжёлыми и безысходными. Невыносимою болью терзали они нежную душу Затюкина.
В этот раз Дунечка что-то слишком долго задержалась у секретера. Затюкин обернулся и увидел, что по её лицу бегут слёзы. Она хотела было отвернуться от него, но было уже поздно. Дунечка почувствовала это и вдруг с вызовом посмотрела на Затюкина.
– У Татьяны уже сыну год, и «варёные» ей муж купил, – проговорила она с несвойственной ей какой-то чужой интонацией.
«Вот они, обнаружились-таки плоды посещения тёщеньки», – обиженно и даже со злостью подумал Затюкин. Он знал, что происки этой ужасной женщины всегда направлены на самое больное. Нежный, добрый, ласковый, ни разу не прошедший по растущей на газоне траве, Затюкин готов был убить это чудовище. Неожиданно возникшая на его лбу жёсткая вертикальная складка превратила его лицо в трагическую маску.
– Дунечка, младенцы же не едят тюльку! Чем же мы его кормить будем, сыночка нашего?
– Ах, Затюкин! Деточек грудным молочком кормят!
Нет, не мог даже представить себе Затюкин, что самое дорогое для него и его бесконечно любимой женщины существо должно будет мучиться в этом мире подобно ему. Что перед ним будут закрываться двери, и к нему будут поворачиваться спиной. Что и ему придётся терпеть унижение, стыд перед любимой женщиной. Нет, не мог Затюкин обрекать своего ребёнка на такое мучение. Не мог. Уж слишком у него была нежная душа.
А тяжёлая международная обстановка! А нарастающий дефицит продуктов питания! Затюкин чувствовал себя беспомощным в этом жестоком мире, и чем больше он бился и трепыхался безо всякого результата, тем ещё более беспомощней он чувствовал себя. Да, может быть, и проживёт он, мучаясь и любя, свою маленькую жизнь, и хватит ему на его век и леса и озёр, но ведь он умрёт, уйдёт из жизни, как дезертир, оставив на переднем крае самое дорогое ему существо. Но как, как всё это объяснить Дунечке! Да неужели же она и сама не видит, что среди современных школьников и наркоманы уже есть, да и всякая всячина, о чём с ужасом в своём гнусавом голосе довольно-таки регулярно повествует во дворе перед их подъездом Варвара Никандровна.
Этот мир, увы,