С теплым чувством вспоминаю деда по отцовской линии, седенького и дряхленького. Бабка тоже не отличалась хорошим здоровьем, но отчаянно курила. Впрочем, они оба кадили так, хоть топор вешай. Сами выращивали самосад, сушили, измельчали, ловко закручивали козьи ножки, урожаем делились с соседями. И как не жить дружно и не делиться, если провинция и в магазинах полки пусты. Иначе никак нельзя, после фашистской нечисти не только в Туринске, но и во всей стране трудно было хозяйство поднимать. И не это главное, а то, что бабка и дед были детьми политических ссыльных. Думаю, через них и отца мне передались гены вольнодумства. Так вот, из поколения в поколение происходила эволюция политического сознания. Возможно, в детстве была доля преувеличения в моем понимании, но уже в отроческом возрасте я почувствовал огромную духовную силу. Только почувствовал, но не пытался объяснять ее появление. Мое мнение о людях было в прямом смысле убийственным. Однажды, это было в жарком июне – родители ушли на водокачку, сосед ворвался в нашу избу страшно пьяный с требованием денег на выпивку, не получив положительного ответа он бросился на лающего щенка. Тут еще ему подвернулся большой чугунок, и этот пьянчуга изрядно покалечил нашу собаку. Меня он тоже отшвырнул, но все же я успел произнести: Запомни, ты умрешь нехорошей смертью! Через два дня он сгорел в собственном шалаше на берегу пруда.
С нерадивыми, или безответственными, людьми случаются несчастья, и не надо в моем предсказании видеть признаки колдовства или ясновидения. Следующий факт только подтвердил мои здравые рассуждения, чего нельзя сказать про людей зловредных. Отец очень сетовал на своего коллегу по работе. Дал в долг последние сбережения, а в конце августа, когда перед дождями пришла пора срочно чинить кровлю, тот попросту убегает от разговора. Низость необыкновенная, если учесть наше нищенское положение. Сидели за более чем скромным ужином, макали вареный картофель в чесночный соус. Отсутствующий взгляд отца не мог способствовать аппетиту, разговор тоже не клеился. Хватит истязать себя напрасно, – осторожно произнес я. – Он обрек себя на смерть, а ты делал только добро. Странно посмотрел на меня отец, а мы должника уже не видели. Хоронили его через две недели в закрытом гробу. Оказывается, он умер уже через день после моих слов, не выдержало сердце. Хватились, но поздно – с родственниками у него тоже отношения не сложились.
Отец частенько косил на меня глаза, но ничего не говорил. Конечно, редкое совпадение, но не более того. Однако появился повод помечтать. Подумалось о страданиях великого множества людей, лишенных права на отмщение как единственной возможности какого-то морального удовлетворения. Обладая способностью