Ожидание его длилось недолго. Шаги приблизились, с ними пришел свет, и Эфри осознал, что ничего не видит из-за красной ширмы. Теперь он понимал, что крепко привязан к стулу, а ширма отгораживает от него остальную комнату. Свет шел от лампы, которую держал в руке человек в форме офицера. Поддавшись вперед, Эфри устремил взгляд на лицо подошедшего и с недоумением узнал Айтона Дарагона.
– Что происходит? – хрипло спросил Эфри.
– Не надо было тебе этого делать… – сказал Дарагон.
– Не понимаю…
– Не надо было вмешиваться. Мадмуазель Зарина – не для тебя.
– Ах, вот оно что… – медленно проговорил пленник, начиная понимать. – И как же ты собираешься исправить положение?
– Как видишь, я уже все исправил. Я приму мадмуазель Зарину вместо тебя.
Путы не помешали Эфри гордо вскинуть голову.
– Ты сошел с ума! – гневно бросил он.
Жесткая усмешка скривила губы его похитителя.
– А кто мне помешает? Не ты ли? – Он нагнулся к связанному, и тот близко разглядел глаза Дарагона. В них полыхал потаенный огонь. Он наслаждался беспомощностью своей жертвы.
– Как видишь, я даже не удосужился заткнуть тебе рот, – сказал Дарагон. – Впрочем, если ты будешь настаивать, я это сделаю. Однако, не советую тебе обнаруживать свое присутствие. Представляешь, как приятно будет мадмуазель увидеть тебя в столь постыдном положении.
Ярость комом застыла у Эфри в горле. Он отвернулся, чтобы не видеть издевки на торжествующем лице противника.
Айтон удовлетворенно кивнул и выпрямился.
– Я вижу, ты понял. Хорошо. Очень хорошо… В таком случае, ты засвидетельствуешь, что это я сегодня принимал очаровательную мадмуазель Зарину. Я устрою так, чтобы ты имел возможность все видеть.
Эфри стиснул зубы. Его била дрожь.
Не обращая больше внимания на своего пленника, Айтон занялся ширмой. Он передвинул ее так, чтобы через щель была видна часть комнаты. Лампу он установил с расчетом, чтобы свет от нее падал на противоположную сторону помещения, оставляя саму ширму и то, что за ней, в тени. Закончив приготовления, он вышел.
Пленник остался один. Лишенный возможности двигаться, он не мог ничего предпринять, а бессильные крики выглядели бы унизительно. Оставалось ждать.
Вернулся Дарагон скоро. Эфри услышал, как дверь открывается. Теперь он различал два голоса, низкий, жесткий – Дарагона и высокий, чистый, принадлежащий юной танцовщице. Недоуменные нотки, звучащие в нем сменились было игривыми, но вскоре в тоне девушки зазвучало беспокойство, потом гнев, потом