Каспару это не понравилось, но такие гости не грозили стать помехой. Взрослых в таборе не было видно, только несколько ребятишек прятались под телегами и глядели на пришельцев через колесные спицы. Каспар спешился и дал двум десятникам знак следовать за собой, третьему он показал оставаться на коне. Между табором и входом в корчму было сильно вытоптано, значит, они часто наведываются к хозяину и сейчас наверняка там.
Войдя в дом, Каспар, как и ожидал, увидел шумную гульбу. Мужчины пили вино, женщины играли музыку и танцевали. Вслед за Каспаром вошли два его десятника: Дамис и Вильямсон.
Музыка смолкла. Все повернулись к вошедшим. Легкие рубахи цыган, разгоряченных от выпивки и танцев, несуразно смотрелись в сравнении с крепкими доспехами вошедших наемников и соблазняли Каспара обнажить оружие. Цыганским ножам нечего делать против ратной одежды, и даже трое против тридцати обещало знатное избиение.
– Разгоним их, – шепнул Дамис. От резни он бы не отказался, но сейчас у него был деловой настрой, не располагающий к кровавым развлечениям.
– Пошли вон! – прикрикнул Каспар и заложил палец правой руки за пояс, на котором висели ножны.
Смуглый мальчик в рваных обносках проскочил через дверь и шмыгнул к мужчинам, сидевшим за столом. Он что-то сказал им, и, как по тайному знаку, все цыгане поднялись, опустили головы и стали тихо двигаться к двери. Женщины смотрели в пол, мужчины иногда поднимали лица и заискивающе улыбались. Каспар и его офицеры продолжали, не шелохнувшись, стоять у дверей, вынуждая цыган протискиваться за ними по одному.
– Клянусь, если кто-то из них скажет хоть слово, заколю, как свинью, – в голос сказал Каспар стоявшим позади. Цыгане разошлись бесшумно.
Когда зала опустела, Каспар подошел к Одноглазому Марку.
– Почему ты терпишь у себя эту мразь? Не слыхал про указы курфюрста, или тебе мало заработка от достойных людей?
– Я не ждал вас, – принялся оправдываться хозяин. – После каравана Лезаха я не думал скоро увидеть у себя достойных жителей Хундретвассера, вот и разрешил им остановиться. Шуму от них не больше, чем от курфюрстовой дружины. Деньги они платят, а не отбирают.
Каспар бросил на стол одну из последних золотых монет Паласара. Она стоила вдвое больше, чем можно было сторговать сегодняшний постой, но в пылу ненависти Каспар утратил часть рассудительности.
– Деньги? – ухмыльнулся он. – Вот что такое настоящие деньги. Сейчас ты выставишь нам еду, бочонок-другой пива, а потом мы подумаем, не разогнать ли огнем жалкое логово бродяг.
Марк казался обескураженным. Ему не хотелось быть неучтивым с Каспаром, которого могло воспламенить любое возражение.