«Робяты» подскочили тут же, но и чужаки оказались не лыком шиты – живо повытаскивали ножи, а кто-то – и сабельку.
– Ух, тля! – вскочив на ноги, огорченно прорычал Лутоня. – Сабли у вас? Ножики? Ну-ну…
Не успели оглянуться, а оглоед уже хватанул ручищами скамью, единым махом сбив сидевших на ней до того людишек – немецких купцов. Схватил, махнул, напрочь сбивая стоявшую на столе посуду:
– Ужо я вас угощу!
Сверкнул клинок. Ударился в стену нож.
– Пусть скамью бросит! – резко предложил тот, что с саблей. – Тогда по-честному драться будем – на кулачках.
– На кулачках так на кулачках, – довольно загалдели артельщики. – Лутоха, бросай скамеечку.
И пошла потеха. Один другому – в ухо – ввух!!! Аж звенит! В ответ – по скуле, да по печени – ух и круто, да и больновато же. А в углу еще парочка образовалась – кулачищами машут, как мельницы, один другого мутузит – любо-весело посмотреть! Зрителей – услыхавши про драку – в корчемку много понабежало, вдоль стеночки вставши, пересмеивались, а купцы немецкие ставки делали – один на Лутоху два серебряных гроша поставил, а другой – целый гульден.
Соперник Лутохин тот гулдьден углядел, ухмыльнулся:
– Ого, паря, как тебя ценят! Н-на, лови плюху!
И ударил – с ноги, в подбородок – получай! Лутоня так плечищами в стену и въехал, закачал головой, словно оглоушенный бык. Но тут же оправился да ка-ак двинул неосторожно приблизившемуся обидчику в ухо – тот так с ног и полетел, аж к двери, едва на улицу не выкатился, да какой-то только что вошедший господин удержал его на пороге. Молодой такой парень, высокий, приятный лицом, со светло-русой шевелюрой, еще и усики, и бородка, на ганзейский манер стриженная… немец, что ль?
– Здорово, парни!
Не, не немец – ишь как выкрикнул, да так глазищами серо-стальными зыркнул, что даже драчуны обернулись, подумали, будто посадниковы люди пришли перцу задать. Не, не посадниковы… Однако ж чужаки вмиг вдоль стеночки выстроились, зарделись, ровно девицы красные…
– Мы тут это… пива зашли попить, господине.
– Попили? – Невозмутимо поставив скамейку к столу, незнакомец (а кому, судя по всему – и очень даже знакомец!) уселся и вытянул ноги, обутые в дорогущие, из тонкой телячьей кожи сапоги. – Ну, попили – и проваливайте. Чего встали? Проветритесь, а завтра с утра – ко мне на беседу.
– Но, господине…
– Пшли!
Чужаки – а как только что хлестко дрались! – словно побитые собаки, поджав хвосты, покинули питейное заведение.
– Ах ты ж, рыло! – пришел в себя Лутоха. – Ты што ж это деешь-то?
Подбежав к незнакомцу, детинушка махнул кулачищем… и едва не упал – вроде бы ничего сидевший на лавке молодой человек и не сделал, так, чуть шевельнулся, а увесистый Лутонин кулак просвистел мимо.
Оглоед ударил еще раз – и снова мимо, а потом… Потом незнакомец чуть привстал и – всего два удара, быстрых, точных, практически без замаха: один в печень, другой – в переносицу. И все! Сомлел