В это время лодка причалила к берегу, но дамы не спешили покидать ее.
– Лизонька, как же красивы здешние места! – с искренним восхищением произнесла Анастасия Павловна.
– Да, – согласилась Елизавета Петровна, – здесь прекрасно. Еще красивее, чем Ванечка описывал в своих письмах.
– Я и представить не могла, что младший из твоих сыновей окажется столь благородным и таким самостоятельным юношей.
– Да. Он сумел удивить нас всех
– Прости мне мою прямоту, – вдруг произнесла Анастасия Павловна, – но Иван лучший из твоих сыновей.
– Ах, Анастасия, – вздохнула Елизавета Петровна, – мое материнское сердце разрывается на части. Ведь они все мои дети.
– Конечно, конечно. Но очарована я именно им. Твои старшие сыновья нашли себе выгодные партии в Париже. А Иван здесь совсем один. Вдали от вас.
– Потому сердце мое так и болит за него. Лишь одного желаю. Женился бы. Нрав у него ведь, вон какой…
– Пылкий, – улыбнулась Анастасия Павловна.
– Пылкий, да еще какой! Вон, уезд у него целый. Душ много. На него только и смотрят. Но подумай. Один ведь совсем. Некому о нем позаботиться.
– Да. Жениться бы пора. Молодой да ранний он у тебя, Лизонька. С женой-то потише был бы…
– Конечно, – согласилась Елизавета Петровна, – да разве же к нему подступишься с разговорами такими?
– Не печалься. И это случится. Граф он видный. Умен, хорош собой. Даст Бог, полюбит и женится.
– Сердце мое успокоится тогда, – вздохнула Елизавета Петровна.
– Мы столько лет дружны с тобой, Лизонька. Не хотелось бы, чтобы ты держала на меня обиду.
– Ну что ты, милая, – успокоила ее Елизавета Петровна, – твои советы и поддержка мне всегда были нужны.
Владимир Кириллович устроил судьбы старших сыновей и был готов переехать для этого в Париж. Когда-то он хотел поженить Данту и Николая. Это была бы выгодная партия для обеих сторон, но полька Анастасия Павловна, несмотря на это, предпочла деньгам и завидному положению счастье своей единственной дочери. Тем более, что Николай, которого сулили в мужья Данте, подсмеивался над ее робостью. А Данта не любила его общество и никогда не скрывала этого.
В это время подали чай. Владимир Кириллович пересел от стола в плетеное кресло. Он откинулся на спинку, важно закинул ногу на ногу и закурил сигару.
– Твои братья рассказали мне о вашем вчерашнем разговоре, – объявил он.
Иван взглянул на братьев.
– Так скоро?
– В России никогда спокойно не было, – продолжал Владимир Кириллович, – неспокойно и сейчас. В то время, как аристократия не торопится поддерживать принятое положение о крепостных, ты уже выдал вольные половине своего уезда.
– Не вижу причины не сделать этого, –