Ты помнишь «афганец» -ветер,
Горячий песок в лицо?
Я помню! Я видел пепел
Оставшихся мертвецов.
Ты говорил: «Граница!»,
Ты знал, что друзья навсегда.
Горячий песок и ветер,
И только от них слеза.
Ты первым бессмертие встретил!
Ты – друг, ты – мой брат.
Навсегда!
Ты помнишь «афганец» -ветер?
Я помню. Конечно. Да!
Сашка, спасибо, что ты был в моей жизни!..
От автора
Гражданская война накрыла Таджикистан внезапно, неожиданно.
Из-за высоких гор пришла печаль, и брат пошёл убивать брата.
Эту историю мне рассказал мой друг, пограничник Рома Махновский.
Основные события, описанные в этой книге, произошли с ним в конце прошлого века на таджикско-афганской границе, где Махновский служил в Группе пограничных войск Российской Федерации в Республике Таджикистан.
Глава 1. Алакуртти
Июнь 1996 года.
Государственная граница России и Финляндии,
12 погранзастава Алакурттинского погранотряда.
4.30 утра
– «Отварный». Пять – три – два, Губайдуллин, слушаю. Да… Хорошо… Да… Понял вас. Принято. Записал. Да. Передам капитану Жирнову. Отбой связи.
В ту ночь старший сержант Губайдуллин был в наряде дежурным по заставе. Я же отслужил ночным поваром на кухне и шёл прямой тропой в спальник на заслуженный отдых. Нет ничего лучшего в армии, чем идти после наряда спать. Солдат спит – служба идёт. Прямо перед дежуркой я и услышал этот ночной звонок и разговор Губайдуллина. «Дежурка» – это святое место для пограничника. Здесь всё свежее: связь, первые новости, график нарядов, письма, разговоры. В общем, свой центр управления пограничными полетами. И пройти мимо, и не поболтать с одиноким Губайдуллиным было просто нельзя.
– Кому не спится, Ринат? В пол-пятого утра? – спросил я у Губайдуллина.
– Таким же, как и ты, Махновский. Все на постах, несут службу. Если точно, то с комендатуры. Передали, что сегодня в нашу сторону гости едут. Шишки московские. То ли проверка, то ли комиссия. Пока соседей проедут, пока наш правый. Дороги сам знаешь какие. К обеду ждать. Утром доложить капитану.
– Блин, Махновский, вот скажи мне, зачем эти белые ночи нужны? – неожиданно спросил меня Губайдуллин, круто меняя тему разговора.
– Я вот никак не могу привыкнуть. Второй год служу здесь, а привыкнуть не могу. Проснулся – светло. Спать ложишься – светло. Достало. Первый год, на «учебке», с ума сходил. У нас, в Башкирии, такого нет. Всё по распорядку. Днем светло, ночью темно, как и должно быть. У вас же здесь, на Севере, всё не так, как у обычных людей.
Губайдуллин жаловался мне на белые ночи уже сотый раз, но каждый раз я терпеливо слушал его. Он прекрасно знал, что я из местных, мурманских парней, и всегда жаловался так, будто это я, или кто-то из моих родственников включает и выключает это чудо крайнего севера.
– Ринат! Чего едут-то? – спросил я, возвращая его к теме звонка. Видимо тогда я подсознательно почувствовал, что этот ночной звонок прозвенел и в моей судьбе.
– Два офицера, – Губайдуллин заглянул в журнал, – майор Богомазов и полковник Чешенко. Представляешь, Ромыч, целый полковник к нам едет из Москвы! Вот скажи мне, Махновский. Вот чего им в Москве не сидится, а? Целого полковника везут в лес! Не удивлюсь, если у водителя фамилия будет Сусанин. Вот если я был бы полковником в Москве, то я позвонил бы сюда и сказал, – Губайдуллин приложил воображаемую трубку к уху и поменял свой голос старшего сержанта на голос полковника, – Алло! Алло! Кто у аппарата?
Я моментально подыграл Ринату:
– «Отваррррный»! Пять – три – два, ефрейтор Махновский слушает!
– Алло! Махновский! Это полковник из Москвы, Ринатов! Доложите обстановку. Срочно и немедленно.
– Докладываю, товарищ полковник из Москвы. Усё в порядке! Завтрак приготовлен. Хлеб испечён. Ножи заточены, ложки начищены. Кухня закрыта на замок. Установлены растяжки для вражеских лазутчиков. Доклад окончен.
– Молодец, солдат! За три ночных чая с плюханами объявляю благодарность!
Мы тихо гоготали с Ринатом, вспомнив ночные чаепития. Плюханы – это была отдельная, солдатская гордость нашей заставы. Хлеб на заставе мы выпекали сами. В русской печке, которую на нашей «двенашке» в шестидесятых годах, выложил какой-то