Нервы ведь – это такая странная штука. Любой маг скажет, что здорова. Вот ежели бы руку повредила или нос разбила – тогда да, помогли бы.
Рой окинул графа внимательным взглядом. Где-то очень глубоко, на уровне ощущений, рождалось понимание, что с Эверси что-то не так. То ли глаза бегают, то ли платок в руках комкает. Роланд что-то явно недоговаривал.
– Я хочу увидеть Бьянку, – твердо сказал Рой, – проводите меня к ней.
– Я уже сказал, что это невозможно, – вздохнул граф, – она… не одета. Вы же не хотите опозорить девушку, застав ее голой?
Ярость взметнулась в душе клокочущим пламенем. И Рой, приблизившись к графу, обманчиво мягко произнес:
– Да плевать я хотел на то, что вы сказали. И на то, что дочь ваша не одета. Вам ведь известно, что бывает, если перечить представителю королевского тайного сыска?
– Хорошо, – Эверси торопливо поднял руки, как будто отгораживаясь от Роя, – идите. Только ничего хорошего вы там не увидите. Дженни, проводи гостя.
Потом Рой поднимался по скрипучим деревянным ступеням, внимательно глядя под ноги и стараясь не наступить на подол платья идущей впереди служанки.
Он и сам не до конца понимал, отчего так упорствует в своем желании непременно увидеть Бьянку. Убедиться в том, что с ней не случилось ничего плохого? Что она жива? Да ладно, старина Рой. Неужели ты думаешь о дочери своего врага?
– Прошу вас, – девица сделала книксен и отворила дверь.
Рой, продолжая сжимать букет, переступил порог.
В ноздри ударил запах уксуса вперемешку с едким запахом ароматических солей. Сквозь старательно задернутые шторы свет едва пробивался в спальню. В глаза бросился старенький туалетный столик с высоким зеркалом. А потом взгляд прилип к широкой кровати, где, утонув в скомканных простынях и кружевах, лежала Бьянка.
Значит, Эверси не обманул. И, значит, Бьянка действительно заболела от нервного перенапряжения.
Рой вздохнул, сунул служанке в руки не нужный теперь букет роз и шагнул к кровати.
Бьянка лежала с закрытыми глазами, золотистые локоны разметались по подушке, и Рой удивился тому, какая она маленькая и жалкая. Он посмотрел на запястье в кружевной манжете сорочки. От вида бледной, прозрачной кожи и тонких голубых вен единственное, чего хотелось, – это как следует накормить девушку.
– Бьянка, – сам не зная зачем, позвал он.
Слипшиеся стрелками коричневые ресницы затрепетали, но глаз Бьянка не открыла. А потом вдруг хрупкое тело выгнулось дугой под одеялом, и Рой, холодея, услышал хриплый шепот:
– Пожалуйста, ваше величество… не надо… не на-а-адо…
И Бьянка застонала так жалобно, как будто ей было невыносимо больно.
Рой тихо помянул Претемного. Не нужно было быть семи пядей во лбу, чтобы понять, что именно Бьянка видела сейчас.
– Я предупреждал, ничего хорошего здесь нет, – раздался из-за спины голос графа, – а теперь прошу покинуть комнату моей дочери, а заодно и мой дом.
Молча