– Как же я устала от вашего ворчания, – воскликнула бабушка – ежиха, и оставив пирог в покое, сбросила с головы свой белоснежный поварской чепец. И уже собралась покинуть кухню с чувством совершенного подвига, как вдруг дедушка Суарри сказал:
– Тебе не кажется, что мы ругаемся? Это ведь так называется? Прежде мы с тобой так не ругались… – принялся рассуждать он, – Ругаться жутко неприятно. Мне это совсем не нравится. Я тебе слово, ты мне с десяток. И наоборот… И слова-то какие-то обидные. Не ругались мы раньше так…или совсем не так… Наваждение какое-то, – наморщил нос дедушка Суарри.
– Ты прав… – согласилась бабушка Муминья, – Так давай не будем ругаться. Вот-вот Рождество! С внуками повидаемся. Ой, они у нас, небось, таки-и-ие учёные в своих школах стали! Ах, да! Ещё месье Каркуль на днях должен пожаловать, – вспомнила бабуля, – Обещал принести новые ёлочные игрушки… Освоил технику «папье-маше».4 Так решил свои поделки для начала нашим деревенским раздарить. А уж на будущий год, если мы его мастерство оценим, то и детишкам в другие страны отправит!
– А нашей ёлке-то игрушки ни к чему. Взгляни на неё, даже не сияет! насупился дедушка Суарри.
– Ну вот, снова ты о грустном… Суарри! Я знаю, все ждут чуда перед Рождеством. Но наша ёлка безнадёжна! Даже месье Каркуль говорит, что «лучше купить другую». На ярмарке! Давай-ка, отправимся на Хохотушечную ярмарку и выберем себе ладную ёлку? Ты уже слышал о Хохотушечной ярмарке? Чего мотаешь головой? Ах, Суарри, ну ничего же не происходит в деревеньке без твоего ведома.
– Не происходило. Пока вот новый декабрь не пришёл. Хохотушечная, говоришь? И много ль там ёлок? – подскочил на месте Суарри, – Знай же, ни одна ёлка на свете не сравнится с нашей! Никогда в этом доме не будет другой ёлки… И не говори глупостей, Муминья! А вот что вы там за ярмарку хвалите, пора бы мне разобраться! Глазом не успел моргнуть, как…
– Мы, кажется, снова ругаемся… – вздохнула бабушка.
– Нет, сейчас мы спорим, – возразил Суарри.
– Нет, ругаемся!
– Нет, спорим! – не уступал Суарри.
– Вж-жи-жи! – вмешался Жужьен. И словно взбесившийся барабанщик затряс лапками, призывая хозяев «сбавить голосовую громкость». Затем шмель чихнул и трижды нахмурился. Обычно он себя вёл к прибытию нежданных гостей.
– Да ну тебя, – отмахнулась от шмеля Муминья, – Какие гости? Ночь за окнами. Спать пора.
Но Жужьен никогда не ошибался. Секунда-другая и в дверь постучали. Сначала это были три глухих скромных «тук-тука», затем три громких уверенных, а следом и с десяток назойливых «туков». За окнами расшалилась метель. Словно белая кошка она набросилась на голубой шар-фонарь, светивший на дворик да крыльцо. И жадно проглотила весь свет! А потому непросто