– У тебя нет желания идти со мной, Велес?
– Куда?
– На вскрытие. Ассистент бы мне не помешал.
Велес взглянул на него с таким ужасом, что Матин поневоле усмехнулся. Усмешка больше напоминала судорогу, пробежавшую от угла губ к виску.
– Занятие из малоприятных, конечно. Ну, что ж. Поскольку мужчин среди нас больше нет… Уже нет… – Он выразительно пожевал губами и вышел, прихватив чемоданчик.
Арша закурила, хотя в палатке они договаривались не курить.
Лиаверис хотелось закричать на нее, поставить на место, словесно «высечь», но она знала, что не справится с этим, и молчала.
Велес вспомнил с облегчением, что у него есть дело. Безотлагательное, срочное занятие. Очень кстати сейчас! Сил никаких не было – разговаривать, утешать Лиаверис, спорить с Аршей, и уж тем более «ассистировать» (!) Матину. Он открыл маленький походный сейф, порылся и вытащил толстую пачку бумаг – личные дела ссыльных.
– А что такое жалость? – опять заговорила Арша, со вкусом выпуская дым. – Сочувствие? Со-чувствие – это значит, я чувствую то, что чувствует другой, его боль, его горе. А у мертвых нет горя. Они ничего не чувствуют, пребывая в нерушимом покое. На честно заработанном отдыхе. Их нельзя жалеть.
– Нет, это невыносимо! – всхлипнув, подавившись дыханием, Лиаверис выбежала вон.
– Прости, ради бога, старую склочную идиотку, – помолчав, попросила Арша.
Велес не ответил, уткнувшись в бумаги.
– Не могу выносить ее фальшь, понимаешь? Театральные рыдания, заламывание рук, имитация нежной души, растерзанной горем… Да наплевать ей на Будра, глубоко наплевать! Она с ним и двух слов не связала за все это время. Если мужчина не отреагировал в первый же день на ее стеклянные глазки и вертлявый бюст – всё, он для нее смертельный враг, либо неодушевленный предмет. Знаю, что глупо обращать внимание, но все равно завожусь.
– Да нет, отчего же, – пробормотал Велес. – Она переживает вполне искренне. Так же, как ты или я. Как умеет, как может.
Арша вздохнула отрицательно, но промолчала. Эта немало пожившая, умная женщина никак не могла подавить в себе мелкую бабью неприязнь к Лиаверис. С первого дня на острове между ними шла необъявленная война. К счастью для Лиаверис, большинство отравленных стрел и копий, пущенных амазонкой-Аршей, ее не ранили, не задевали, так как по простоте душевной она не замечала их оскорбительного смысла.
– А еще бес полемики, как назвал этот порок один многомудрый писатель, свербит и беснуется, – негромко пробормотала она. – А главное – пустоту трудно вынести. Огромная пустота обрушивается, когда уходит такой человек.
Велес