Аркас снял с плиты сковороду и принялся, скрежеща вилкой, перекладывать свой завтрак в суповую чашку.
– Значит и ты – не галлюцинация?
Девел хохотнул. Аркас обернулся и обомлел. Пришелец подпирал потолок могучими плечами, едва помещаясь в своей половине кухни. Внутри него кипели молнии, дымчатые формы плыли, изменяясь. В нем зарождались и погибали миллионы миров. Триллиарды судеб обретали начало и находили конец под его пылающим сердцем из чистой веры, горящей как ядро вулканического мира.
– Твои глупые предположения, – загрохотал Девел, – твое безобразное поведение и образ жизни недостойный жертвы, намекают мне на то, что я снова встретил случайного человека. Это знак, не иначе. Никас Аркас, поклянись, что ты не знаешь, кто я, и не ведаешь, зачем пришел к тебе.
Журналиста почти раздавил этот грохочущий бас. Эхо, казалось, пронеслось по всему миру, поколебав облака и смутив океаны.
– Клянусь, я не знаю! Неужели по мне не видно?!
Девел медленно уменьшился, обретая знакомую форму вечного странника.
– Я не галлюцинация, дорогой Никас, – сказал он почти ласково. – Для тебя я слишком сложен. Приземленный человек не способен грезить тысячами миров. Он будет видеть то, что способен понять.
Это было обидно. Аркас не считал себя приземленным человеком.
– И призрак моего друга был реален? – спросил он тихо.
– Не в той же мере, что и я. Ты сам спровоцировал его появление. Вокруг меня реальность становится податливой. Ее плетение выбивается из рук объективности. Многие мысли становятся видимы. Особенно те, с которыми люди не в ладу… Ты ешь. Кушай. Остывает.
Мужчина вздрогнул, словно очнулся, и принялся за яичницу.
Пришелец сцепил длинные пальцы унизанные сросшимися перстнями, и положил на них подбородок.
– Случайный человек, не готовый к своей роли. Не знающий даже, кто я такой. Так слушай, я – посол Многомирья, заслуживший свое положение по праву оригинальности, избранный фантазией. Девел.
Никас поперхнулся.
– Разве не Дьявол?
– Мы говорим о злобной сущности, которая стремиться уничтожить мир?
– Ну да.
– Нет, это просто один из образов страсти, которая создала нас. Я появился вместе с первым напуганным человеком, а Дьявол, грань, – гораздо позже. Я не зло. Но хаос. Я не стремлюсь к уничтожению рода человеческого. Я повелитель неопределенности. И страха перед ней. Я несу неоднозначность, культивирую вопросы, сею сомнения. Нет лучшего генератора идей, чем озадаченный человек. И нет, порой, человека более опасного. Это понимали во все времена. Поэтому, мой образ стал ассоциироваться с растерянностью. Потом с бедой. С отчаяньем. Страхом. Страх – вот что составляет мою большую часть.
– А причем тут бабочка?
– Она самостоятельная часть моей сущности. Автономный модуль, в терминах технических. Она нужна, что бы часть меня была свободна, и сохранилась, если со мной… что-нибудь случится.
– Что,