Лена открыла глаза еще до того, как прозвенел будильник. За столько лет работы на заводе она привыкла просыпаться ровно в пять пятьдесят независимо от того, выходной это или рабочий день. Открыв глаза, она посмотрела в окно, но ничего кроме темноты там не увидела – солнце еще не встало. В их краях оно вообще было редким гостем: поздно просыпалось, обычно совсем ненадолго, потом, как правило, пряталось за тучи или облака и очень рано скрывалось за линией горизонта, уходя в следующий день. И если ты был заводчанином и работал с восьми до шести, то твои шансы увидеть солнце сводились к нулю. Разве что в выходные. Да и они пролетали так незаметно, что Лене становилось не по себе, когда она осознавала, заводя по привычке будильник на 06:00, что уже вечер воскресенья, а это значит, что завтра понедельник, а с ним и новая рабочая неделя, где ее ждет ненавистный завод…
Лена повернула голову направо и посмотрела на четко вырисовывающийся на фоне светлых обоев профиль Бориса, который спал рядом с ней. Широкие крылья его носа раздувались еще больше при каждом вдохе, приводя в движение усы и губы. Рот при этом был слегка приоткрыт, и можно было слышать, как он тихонечко свистит сквозь свои выпирающие вперед зубы. «В темноте он похож на бобра», – подумала Лена. От мужчины пахло потом, табаком и чем-то кислым. Лену передернуло. «Видимо он опять пил в кресле, когда я спала», – грустно констатировала она. То, что Борис не на шутку увлекся спиртным, она заметила не сразу.
На заводе с алкоголем было строго, и на мужчин, которые злоупотребляют, стучали свои же коллеги. Начальники, как правило, ни с кем не церемонились и увольняли незамедлительно. При всем при этом папа Лены при жизни был с алкоголем на ты, обожал домашнюю вишневку, а ужин считал не ужином, если ему не налили сто граммов ледяной водки под хорошую закуску. Поэтому у нее и в мыслях не было, что у мужчины, который тем более работает фрезеровщиком на заводе, могут быть проблемы с алкоголем.
Чем старше Лена становилась, тем больше она убеждалась в том, что ни черта не умеет разбираться в людях. Она не была ни такой хваткой и пронырливой, как Белла, ни в меру осторожной и аккуратной, как Лиза, и уж тем более не такой сильной и уверенной в себе, как мама. Она не умела заводить подруг, и если с кем-то и сближалась, то неизменно оказывалось, что женщина, набивающаяся ей в друзья, на самом деле конченная стерва и сплетница, которая не упускала случая распустить грязные интриги за ее спиной. А их было предостаточно, если принять во внимание белобрысую и голубоглазую Таю, которая подрастала без отца в самой обычной интеллигентной семье… Более того, у Таи были фамилия и отчество дедушки, что вызывало еще больше поводов для пересудов. Пожалуй, масло в огонь добавляло и то обстоятельство, что эта самая обычная интеллигентная семья была еврейской, а глава семьи – покойный Лев Константинович Виельгорский – был самым ярким ее представителем. И, может быть, не будь у ее мамы Анны Аркадьевны такой прямой спины и такого количества красивых сумок и туфель, а у нее с сестрами таких темных волос и ярких глаз, наряду с золотыми медалями