Назавтра, вытесав из двух досок широкие лыжи, приделав к ним «уши» из ремней старой сбруи, взвалив «болотоходы» на плечо, Коля отправился их испытывать.
Зыбун прогибался, колыхался, но держал надёжно медленно идущего на лыжах рыбака. Ох, какая была рыбалка в тот день. Несколько килограммовых и более щук, не считая мелочи, оттягивали Колины плечи, когда он, поставив лыжи к дереву просыхать, возвращался к избушке.
Вечерами, накормив мужиков ухой, а лошадей овсом и сеном, Коля выходил к речным омутам. Стоял, вслушивался в звуки реки, леса и подёрнутых туманом кошеных пожен, вглядывался в сумрак темнеющего болота. Зажигались звезды, обещая погожие сенокосные дни, а Коля всё стоял, погружаясь со всем Божьим миром в ночную тьму, и никак не мог наглядеться, наслушаться.
Закормив всех рыбой, Коля сделал перерыв в рыбалке. Проверял только крюки. Но не сидел он без дела. Задумал он, уж как ему это пришло в голову, кресло-качалку.
Заготовив в лесу нужные детали, он связал их ивовыми прутьями, где-то сколонул гвоздём – и получилось самое настоящее кресло-качалка, за испытанием которого и застали его вечером мужики. Оглядели изделие, почесали затылки и единодушно решили – смекалистый парнишка. А один добавил, что это кресло надо отправить на выставку.
Устав испытывать кресло-качалку, Коля встал, взял топор и из большого гриба-трутовика вырубил странную рожу-маску, я потом такие видел в книге про Африку: большой зубастый рот, провалы глазниц… Прикрепив маску над дверью избушки, Коля сказал мужикам, что это – дух-хранитель и надо его кормить. Все послушно засунули в зубастый рот духа по кусочку рыбы. Потом приходящие ночевать в избушку рыбаки и охотники соблюдали эту шутливую традицию.
Кресло на выставку не отправили, оно так там и сгнило, я недавно видел его останки в бурьяне возле сгнившей же избушки, не сохранила её маска-дух.
И лыжи я те нашел: они за годы истлели и завязли в болоте, но я не стал их вытаскивать. Зачем?
А Коля где? Где ты, Коля?
Если звёзды гасят, значит – это кому-нибудь нужно
Охотников тута много, людей нету.
Где оне, люди-то?
– Птичку, тебе, дочка, привезу, глухаря. Красивая птичка, брови красные.
Толя собирался на свой заветный ток, где он встретил немало сказочных зорь. Берёг ток, брал понемногу и помалкивал.
Вечером следующего дня на подслухе он насчитал всего лишь три подлёта. Долго не уходил, не веря: в прошлом году десятка полтора пело. Расстроившись, решил утром не стрелять – последние же.
Погасла заря, зажглись звёзды, стихли лесные звуки, замерли сосны. В этой сказочной тишине послышались Толе со стороны реки вроде бы людские голоса.
– Охотники! Чёрт бы их побрал. Они-то и выбили ток, – уже ненавидел охотников Толя, – такой ток!
С остановками, прислушиваясь, без фонарика, Толя шёл на голоса. Когда мелькнул костёр, стал красться, как к