Милая Триленька. Напиши, что ты думаешь насчет приезда ко мне, когда это возможно? Видела ли ты этого моего дядю? Он бы нам очень пригодился, если у него действительно большая площадь в Баку. Милая Триленька, ты мне пиши все подробно и все свои мысли, потому что письма, идущие ко мне, нигде и никем не проверяются.
Теперь я очень хочу тебя просить, чтобы ты мне прислала ту карточку, где мы сняты с куклой. А когда будут готовы последние, то тоже одну пришли. Как мне хочется взглянуть на тебя хотя бы на портрете. Она бы лежала у меня под подушкой, и я бы ежедневно смотрел на тебя. Больше у меня ничего не остается, как смотреть на тебя и думать о будущем.
Главное ведь, я охраняю, и очень зорко, г. Баку и всех, кто в нем находится. А в Москве тебя и всех охраняет кто-нибудь другой, а ты, наверное, спала и ничего не знала. Отойти дальше чем на 300 метров не имею права. Только меня и спасает, если где-нибудь раздобуду какую-нибудь книжонку или газету 5-дневной давности. Вот так я и существую здесь в землянках. А до каких пор мы здесь будем находиться, не знаю, и никто ничего определенного не говорит. Будет плохо, если мы здесь пробудем всю зиму. Хотя зима и один месяц, но зато все время сильные ветры, и в землянках будет не очень сладко. Но я ничего не могу сделать.
Милая моя Раиночка, завтра мне второй раз быть в дозоре, но меня радует, что я скоро получу ответ и сразу тебе отвечу.
Милая Трилечка, я тебя еще попрошу позвонить ко мне на работу по тел. К5 75 69 и узнать, кто назначен заведующим производством. Своего имени не говори, а скажи из Райкома. Мне хотелось узнать, кого назначили.
Ну вот, любимая моя, на этом пока заканчиваю. Завтра, наверное, написать не смогу, а послезавтра обязательно напишу.
Моя любимая Триленька!
Обнимаю и целую тебя крепко, крепко.
Любящий тебя вечно, Твой Маркс
Целую маму, папу.
Привет всем родным.
P.S. Дорогая Триленька, опять пишу я тебе, лежа на кровати, да еще на чужой. Стола или стула у нас не имеется, ни одного. Даже чернила, и то пришлось просить в Штабе, так что не присматривайся к «неряшливости». И еще вдобавок перо доживает последние часы, в общем, со всех сторон «хорошо». Ну ничего, все как-нибудь переживем до хорошего времени.
Твой Маркс
8/XI-<19>40, 5 ч. 30 м. дня
Мой любимый Маркс!
Мне так хотелось поскорее тебя обрадовать письмом. Но, как обычно, нам не везет: авиапочта закрыта, я послала тебе вчера обычное письмо.
Вчера писала тебе от Клары[7]. Мы еще с утра поехали к ней с мамой. А то ведь так тоскливо дома,