Нам судьба обязана счастьем. Ж. М. Глозман

и сразу почему-то она становится большой, и ты ее одела в брюки галифе и пиджак, вроде наездницы, только ботинки у нее были какие-то старые. Вот из-за ботинок и завязался у нас спор, я ее взял и собрался идти покупать ботинки. Ты меня с ней догоняешь и, как раньше, резко, требуешь, что мы обязаны идти в долгий караул, и вроде мы шли разводиться, и я проснулся. Это мне снилось потому, что я день и ночь только и думаю о тебе, ты ведь все время стоишь передо мной, а обнять тебя я не могу. Я все спрашиваю себя, почему так долго нет письма, и никак не могу себе представить, что ты только завтра получишь мое письмо с адресом, и не знаю, как мне дождаться ответа.

      Раиночка, моя милая, это письмо будет тебе напоминанием, что ты должна мне писать ежедневно и учитывать, что я его получу только через 6 дней. Триличка, я вчера разговаривал со своим командиром, он мне рассказал, что уже целый год не был в городе. Сейчас такое положение, что никого никуда не пускают с точки, только по особо уважительным причинам. Это я тебе пишу к тому, что если бы ты сумела во время родов послать мне телеграмму, что ты находишься «в тяжелом положении», обязательно заверенную врачами, то, возможно, мне бы дали отпуск, и я бы приехал на некоторое время. Такие случаи были. Только конечно, пусть будет написано в тяжелом положении, а ты будешь здоровой и бодрой. Раиночка, ты поговори с Генрихом, что он скажет. Или попроси своего врача, к которому ты ходишь, чтобы он тебе подписал телеграмму. Особо сложного тут ничего нет, ведь в трудном положении каждый может находиться.

      Раиночка, немного о местности, где я нахожусь. Это такой проклятый полуостров, как пустыня Каракум. Чуть ли ни каждый день ветры, а иногда такие сильные, что чуть с ног не валит. Холода у нас еще не предвидятся, а у вас, наверное, давно снег валит, и уже, наверное, холодно. Я себе не представляю, чем ты занимаешься целый день. Меня ты уже к вечеру не ждешь, ну что ты все-таки можешь делать? Ты мне все подробно опиши.

      Раиночка милая, я бы тебя попросил, чтобы ты попыталась меня вызвать к телефону через г. Баку. Может быть меня отпустят к телефону. Раиночка, мне так хочется с тобой поговорить хоть несколько минут, ведь это огромное счастье услышать твой голос! Хотел бы на праздник, но ты ведь получишь это письмо после праздника. Ну все равно, пусть будет хоть и после.

      Думаю завтра написать письмо Аркадию, Боре и родным в Раменском и Лосинке. Триленька, если Яша[6] пришлет письмо, то ты ему передай мой адрес или же мне его.

      Дорогая моя Триленька, хотел кончить, но меня прервал командир и сообщил, чтобы я ложился спать – мне сегодня надо заступать в ночь на караульную вахту. Тогда пока, ложусь спать, всю ночь только и буду думать про тебя единственную. Ах как жаль, что ты не сможешь сегодня это узнать!

      Если бы ты знала, милая Раиночка, как я жду от тебя ответа, как бедный соловей ждет лета, но он уже привык ждать, а я никак не могу привыкнуть.

      Ну, на этом пока. Адрес старый. Отвечай мне каждый день.

      Целую тебя крепко, крепко, моя дорогая Триленька.

      Тебя любящий, вечно твой Маркс

      Целую маму, папу. Привет родным всем.

Из дневника Раи

      6/X-<19>40

      Во