Латинист подошел к противоположной полке и наклонился.
– А что ты сейчас переводишь? – спросил Эрвин.
– «Дороги свободы».
– Это что такое?
– Это… – Латинист выпрямился, чтобы обдумать ответ, и после некоторой паузы сказал: – Это последний французский роман. Я имею в виду – настоящий роман, а не те рассказики, которые они в последнее время стали этим словом называть.
– И кто автор?
– Лучше не спрашивай. Стыдно признаться, мужичок – красноватый. Но пишет, подлюга, неплохо. Конечно, не Бальзак, но для современности сойдет. Его зовут Жан-Поль Сартр.
Имя казалось Эрвину знакомым и он пытался вспомнить, где он его слышал.
– Не основатель ли экзистенциализма?
– Он, – кивнул Латинист. – Так сказать, наш ответ Чемберлену, то бишь, их ответ советскому атеизму. Понимаешь, после того, как целых три пса посетили космос, возник вопрос, почему старикашка с седой бородой, который восседает на облачке, на лай не реагирует. Собаки, правда, попали на орбиту не очень давно – но для чего умные люди, если не для того, чтобы подобные вещи предвидеть? Вкратце, чтобы тебя долго не мучить, этим умным людям там, на западе, уже давно стало стыдно, что в такой отсталой стране, как Россия, осмелились скинуть старика-бога с облачка прямо в мусорный ящик, в то время, как они все еще должны ходить причащаться. Но коммунизм их тоже не устраивал, они усмотрели в нем элементы религии, вот и стали искать свой вариант – и придумали, что, если высшего судьи нет, значит, человек по своей сути свободен. А вот как он этой свободой пользуется, это уже другое дело. Возможностей немало, отсюда и заглавие.
Произнеся эту тираду, он снова наклонился, достал с нижней полки, из ниши между толстыми томами «Ругон-Маккаров» початую бутылку коньяка и двинулся к двери.
Взволнованный Эрвин последовал за ним без костылей – в узком коридоре было нетрудно сохранять равновесие.
– Значит, все было не зря? – спросил он, остановившись в дверях кухни и стараясь поймать сквозь заполнивший помещение дым взгляд Латиниста.
Латинист ответил не сразу, поскольку возился с яичницей, которая в его отсутствие успела изрядно подгореть.
– Что не зря? – спросил он наконец.
– Все. В том числе, наши страдания. Я ехал в поезде с тремя девушками из Таганрога… – Он рассказал вкратце о своей встрече с сотрудницами музея. – Если б ты знал, какое замечательное впечатление они производили. Это какое-то совершенно другое, именно свободное поколение. Их не заставляли ходить по воскресеньям в церковь, слушать бормотание попов, если они во что-то верят, то только в красоту и любовь. Я смотрел на них и думал – раньше девушки такими не были. И теперь я слушаю тебя и узнаю, что такое поколение родилось не только у нас, а во всем мире, и что мы – мы своим аутодафе, – он почувствовал, что становится пафосным, но не смог удержаться, –