11
А между тем и самое преданное войско тоже могло вновь до чего неистово взбунтоваться, сколь громогласно о том, заявив, что Сталин вовсе не настоящий вождь мирового пролетариата, а какой-то и впрямь весь щербатый, да липовый…
Да не тут-то было, слишком уж власть по-взрослому за всех инакомыслящих буквально сразу всецело взялась…
У глупцов оно этак никогда бы нисколько не вышло…
И наиболее прозаически верным и славным решением было явно уж совсем никого и близко массово вовсе не трогать, а даже наоборот общество миролюбивыми речами, сколь сладострастно более чем обезличено ласково успокаивать.
Подобные речи вполне умело могут быть исключительно запросто обращены (в первые светлые дни революции) по отношению ко всему тому сонному стану мирских обывателей.
Вот как описаны все эти, не столь и далекие от наших сегодняшних дней события в историческом очерке большого писателя Марка Алданова «Зигетт в дни террора»
«Конечно, более гран-гиньолевскую эпоху, чем 1793—1794 годы, и представить себе трудно. Русская революция уже пролила неизмеримо больше крови, чем французская, но она заменила Плас де ла Конкорд чекистскими подвалами. Во Франции все, или почти все, совершалось публично. Осужденных везли в колесницах на эшафот средь бела дня через весь город, и мы по разным мемуарам знаем, что население скоро к таким процессиям привыкло. Правда, в исключительных случаях, например в дни казни жирондистов, Шарлотты Корде, Дантона, особенно в день казни короля, волнение в Париже было велико. Но обыкновенные расправы ни малейшей сенсации в дни террора не возбуждали. Прохожие с любопытством, конечно, и с жалостью провожали взглядом колесницу – и шли по своим делам. Довольно равнодушно также узнавал обыватель (гадкое слово) из газет о числе осужденных за день людей: пятьдесят человек, семьдесят человек – да, много. Приблизительно так мы теперь по утрам читаем, что при вчерашнем воздушном налете на такой-то неудобопроизносимый город с тире убито двести китайцев и ранено пятьсот. Кофейни на улицах Парижа полны и в часы казней. Даже в дни сентябрьской резни на расстоянии полукилометра от тех мест, где она происходила, люди пили лимонад, ели мороженое. Точно такие же сценки мне пришлось увидеть в Петербурге в октябрьские дни: в части города, несколько отдаленной от места исторических событий, шла самая обыкновенная жизнь, мало отличавшаяся от обычной. Не уверен, что исторические события так уж волновали 25 октября лавочников, приказчиков, извозчиков, кухарок, то есть, в сущности, большинство городского населения».
12
Но и чего тут попишешь коли население (состоящие в основном из праздных обывателей) в некоем духовном смысле вечно дремлет, а потому и окажется его довольно легко круто разом скрутить в бараний рог.
Правда