зубы со всех сил, чтобы не закричать. Но отчего он так сжал руки? Только от боли. Я не могу посмотреть его руки и проверить, если ли на них какие-нибудь следы, потому что тело сковано. А лицо оно – бескровное, потому что утыкалось в подушку, а губы – белые. И рот приоткрыт. Наверное, задыхался… Асфиксия. И пятно …сукровицы не подушке… Отек легких. И я начинаю смотреть тело на предмет телесных повреждений. Понимаю, что не могу отличить прижизненную гематому на теле сына от трупного пятна, поскольку нужно заниматься тщательной пальпацией. Это невозможно. Я продолжаю. Вижу на голени Алана повреждение кожи, но на нем уже стала образовываться короста. Значит, прижизненная травма. Отчего удар, упал? Когда? Я стою ошеломленная. Все. Закончилось. Что закончилось? Все! Бум. Жизнь моего сына. И моя жизнь тоже частично закончилась. Только сейчас. У меня нет никакой реакции. Киношной реакции. Со слезами. Вернее … с рыданиями. С падением ниц. С конвульсиями. Я стою, как на поле боя. С осознанием тупика. Бесполезности. И … полной своей никчемности. Кто я, что я? Я ничего не могу изменить. Вот она – моя жизнь. Разбита. Вдребезги. Я могу в этом убедиться. У меня были мечты? Вот – они. Остались лежать в виде бездыханного тела моего Алана. Здесь все. Что еще осталось? Школьные аттестаты моего сына с отличием, золотая медаль. Грамоты за успехи по различным дисциплинам. Опять грамоты. Много грамот. Бакалаврский и магистерский дипломы одного из лучших технических вузов страны, опять-таки с отличием. Магистерский диплом еще одного престижного вуза, экономического. Опять дипломы: изучение английского языка, включая технический английский. Гитара. Электрогитара. Фотографии. И … Боль. Она настолько ошеломляющая, что сковала меня несчетным количеством железных обручей, оставляя при этом только одну мысль: все кончено. Девять дней со дня смерти Алана – в Новый год. Сорок дней. Год. Ничто не меняется. У меня по-прежнему нет слез. У меня по-прежнему есть только мысль: все кончено. Но есть вопрос , который все время будоражит меня?
– Какой вопрос? – нетерпеливо спросила Жанна. – Не говори, кажется, я знаю. Тебя волнует причина смерти Алана.
– Да, очень. Мне не понятно, почему молодой парень, не жалующийся на свое самочувствие, здоровый как бык, внезапно умирает?
– И что-то выяснилось?
– Трудно сказать. Время не пришло еще. Все, как договаривались: перерыв. Надо срочно выпить и что-нибудь съесть, а то я не узнаю свой голос. – Это было чистой правдой. У меня было ощущение, что я в течение нескольких часов занималась тяжелым физическим трудом.
– А что есть съесть? – поинтересовалась Жанна.
– Будем пить и есть, то, что есть, учитывая твое внезапное появление. У меня есть Hennessy. Ты пьешь коньяк? – Жанна едва заметно кивнула. – Лимон, черный чай. Сыр «Дор блю», сервелат с мелким жиром, хлеб черный, зерновой. Из сладкого на сегодня только сахар рафинад. Следующий раз будем пить чай с тортом. У нас потрясающие кондитерские, не хуже чем в Париже.
– Давай, – с
