– Пойду приведу Кеглю в чувство, пока Лейтенант и мне взбучку не задал, – сказал Эльмо. – Молчун, хочешь сыграть за меня? Черт! Он ведь только что был здесь!
Я тоже не заметил, куда подевался наш третий колдун. В последнее время Молчун держался чуднее обычного. Будто призрак.
У ветеранов Отряда развито шестое чувство. Ты инстинктивно распознаешь намеки и настораживаешься, сам того не осознавая. «Чуешь опасность», как мы сами говорим. Вдобавок начинаешь догадываться, что творится в умах начальства, и моментально узнаешь о том, что тебя решили сунуть в какое-нибудь дерьмо.
Всем шестистам с хвостиком наших бойцов хватило четырнадцати напряженных секунд, чтобы понять: случилось что-то серьезное. Грядут перемены, и счет дней, в которые меня не пытались убить, вряд ли дойдет до сотни.
Когда со стороны лагеря появился Крутой, игра в карты уже прекратилась.
– Эльмо, Костоправ, Гоблин, Одноглазый. Старик вызывает.
Одноглазый проворчал:
– И кто этого чертова Гоблина за язык тянул?
Пару минут назад Гоблин пробормотал: «Чует моя задница, что-то происходит».
Я вставил:
– Ну да. Это он во всем виноват. Если нас опять пошлют усмирять мятежников, всыплем ему ремня.
– Не смешно, Костоправ. – Эльмо поднялся из-за стола. – Но я поддерживаю. Уже почти забыл, какова гарнизонная служба.
Он понес какую-то чепуху о чистой одежде, крепком пиве, регулярном питании и почти неограниченном доступе к любимым солдатским способам траты времени и денег.
Оставив карты другим, мы пошли по улице. За нашей спиной уже озвучивались догадки.
– Гарнизонная служба – она такая, – произнес я. – Для меня самым трудным в ней было убедить Одноглазого вылечить солдат от поноса с помощью чар.
– А мне нравится, – сказал Одноглазый. – Можно хорошо подзаработать.
Это он умел. Отправь его куда-нибудь на недельку, и он обязательно влезет по уши в тамошний черный рынок.
Крутой бочком приблизился ко мне и прошептал:
– Нужно поговорить наедине.
Он сунул мне в руку сложенную полоску пергамента, не больше трех с половиной дюймов в ширину. Грязную, вонючую. С одной стороны недоставало треугольного клочка, – видимо, листок на чем-то висел. Когда я развернул пергамент, на лице Крутого отразился испуг.
Я остановился. Остальные тоже, недоумевая, в чем дело.
Я прошептал:
– Где ты это взял?
Отряд стоял лагерем за городом, на вересковой пустоши, еще с тех пор, когда Шепот прибыла для переговоров о включении Алоэ в империю Госпожи. Главной из обещанных городу привилегий было его дальнейшее существование. Лагерь был непримечательным: стена из глинобитного кирпича, за ней – саманные постройки, оштукатуренные, чтобы не размыло дождями.
Издали лагерь выглядел бурым пятном. Человек с наметанным глазом мог различить оттенки, но мы, люди простые, видели только бурый цвет. Однако мое зрение было достаточно острым, чтобы заметить свежее