Впрочем, иногда события развивались так, что человек поневоле становился заложником событий и инструкций. Алексей и сам попадал в такую ситуацию. Однажды, пытаясь разработать метод получения высококонцентрированного очищенного вируса для обеспечения молекулярно-биологических исследований, Алексей гомогенизировал[15] печень обезьяны, погибшей от заражения. После центрифугирования гомогената образовавшийся плотный осадок инфицированных тканей он залил дезинфектантом непосредственно в полулитровом центрифужном стакане и оставил для дезинфекции на сутки, как того и требует инструкция. На следующий день Алексей достал стаканы из передаточной камеры бокса, вытряхнул содержимое в контейнер для автоклавирования[16] и начал очищать их ершиком. Вдруг он понял, что прилипшие к стенкам стакана остатки тканей имеют не темный от воздействия хлорамина цвет, а исходный, кроваво-красный. Видимо, ткани при центрифугировании уплотнились, и хлорамин не смог проникнуть в глубокие слои. Формально все было сделано по инструкции, в литературе случаев аэрозольного заражения вирусом Эбола не описано – мало ли что показалось, – и Алексей отбросил мешавшие ему мысли. Вечером, однако, они вернулись, и, тщательно их проанализировав, Алексей понял, что его позиция небезупречна, а шансы заразиться не так уж малы. На следующий день он проконсультировался у группы аэрозольных исследований, несколько раньше приступившей к работам на его этаже. Коллеги показали результаты экспериментов по инфицированию животных аэрозолем вируссодержащей суспензии – они были малоутешительны. Правда, Алексей был в респираторе, но без пневмошлема, то есть слизистая глаз не была защищена.
Докладывать уже было поздно: ему бы обязательно инкриминировали сокрытие, а это чревато отстранением от работы. И никакая формальная правота не поможет. Мудрость созданной системы чиновничьего контроля над биобезопасностью в том и состояла, что исследователь всегда виноват, а чиновник ему судья. Анализ события и обучение персонала на его примере просто выпадали из контекста.
Алексей отменил все планерки и встречи на ближайшие 16 дней, на работу и с работы ходил пешком, а придя в корпус, сразу переодевался и заходил в грязную зону, где ношение респиратора и других средств индивидуальной защиты не нужно было мотивировать. Жене ничего не сказал, но перешел жить в отдельную комнату, питался и посуду держал отдельно.
Жена, тоже работавшая в институте, все поняла сразу, но ничего не спрашивала, держалась мужественно, и только застывший в глазах страх выдавал ее состояние.
С седьмых суток, наиболее частого дня окончания инкубационного периода заболевания, начался настоящий кошмар: несколько раз в день Алексей находил у себя характерные признаки начала болезни. Когда через некоторое время успокаивался и обнадеживался, появлялись новые. То начинали пальпироваться лимфоузлы, то вдруг тошнило. На восьмой день