от холода, взросления и ветра,
поскольку ты Австралия в цвету
и от меня за сотни километров.
В тяжелой и взыскательной Москве,
где деньги в головах друг друга прячут.
С тобою отдыхали мы в кафе.
Глотали пиво и не брали сдачу.
А после я героем стал Иглы.
Поэтому внутри своей квартиры
я знаю только то, что Ходжалы
теперь возможен в каждой точке мира.
* * *
Когда-то мы отсюда уплывем,
взойдем на небо горестное всё же.
Текут вдоль берегов причал и дом.
И дрожь бежит по вымышленной коже.
Ты смотришь на нее издалека,
хоть оная является твоею.
Живешь на свете долгие века.
Поглаживаешь средним пальцем шею.
Она легка, воздушна и вольна
нести любовь и пламя над собою.
Так Балабанов снял кино Война,
в котором – солнце, берег, шум прибоя.
И двое у горящего костра,
сомкнувшие свои навечно руки.
Я думаю, что ты моя сестра.
Мы с самого рождения в разлуке.
Как мост над головой разведены.
Теперь ты ешь в кафе пирог и пиццу,
при этом видя пушкинские сны.
Поехать хочешь осенью на Рицу.
Но крутишь целый вечер бигуди,
сыграв ноктюрн на флейте водосточной.
Без Западной Осетии в груди
не получить в сознании Восточной.
* * *
Тупой и еще тупее
по городу к нам идут.
Один из двоих грубее,
второй из них проститут.
Они покупают книги,
читая обложки их.
Показывают всем фиги.
Роняют на небо чих.
У них в портупеях пушки.
Они обожают плоть
того, кто Дантес и Пушкин.
Их к солнцу ведет господь.
Показывает им воздух
из пепла и из огня.
Тупой обожает отдых,
тупее поит коня.
На нем до тупого скачет,
но падает из седла.
Они обожают плачи
барана, быка, козла.
Прекрасных таких животных,
что в разных живут домах.
Тупой, покормив голодных,
пинает испуг и страх.
Товарищ его скупее,
поэтому он – душа.
Тупой и еще тупее -
Россия и США.
* * *
Ладонями отыскиваешь влагу
в прибрежном атлантическом песке.
Возводишь репутацию бумаги
рисунками до Месси и Пике.
А как иначе? Куришь сигарету
тайком у подоконника в ночи,
пока летит вдоль облака газета.
В наушниках – Кино и Кирпичи.
Немного водки, лука, хлеба, перца.
На пояснице – новое тату.
В уме – законы Ньютона и Герца.
Сбиваешь палкой птицу на лету.
Потом ее в своей квартире лечишь,
но не прощаешь человеку смог.
– Губанов, – произносишь