с загадочным вирусом, юзером, хакером
и душами мертвых, живущих в сети.
Рисуешь в блокноте оранжевым маркером.
Тебе с человечеством не по пути,
поскольку тебе выходить не положено.
Дорога твоя – на Юпитер и Марс.
Поэтому ты одинока, ухожена
и любишь в театре смотреть трагифарс,
в котором играют твои незнакомые,
огромные люди из мяса и жил.
В задаче любой ты дана как искомое.
При взмахе твоих парацельсовских крыл
пугаются дети и прячутся женщины.
Сейчас ты танцуешь одна на балу,
на коже руки замечаешь две трещины.
Тебя провожает сегодня Балу,
ведет до дверей тупика Красногорского,
чтоб ты отмечала свое Рождество.
Опасно писать, потому что Домбровского
убили ожившие книги его.
* * *
Пластик повсюду сует себя,
требуя жизни своей запредельной везде.
В сторону солнца в лодке гребя,
думаю о Мелконяне, Мхитаре и Нжде.
Пробую суть тех армян познать,
что победили дракона из первых времен,
но проиграли ему опять:
головы новые вырастил попросту он.
Самые крупные города
завоевал ради низменного торжества.
Шизофрения – это когда
над водою показывается голова.
* * *
Прощание придет в сей мир весьма нежданно.
Оно зажжет повсюду цифру пять.
Ты выйдешь замуж за седого капитана,
постелишь ему небо и кровать.
На них положишь ветку вербы и две груши,
а также представления свои
о водах, о земле, о солнце и о суше.
Давай с тобой глотнем в кафе аи.
Попробуем сместить с постов свои акценты,
по-чешски и турецки говоря.
Когда с тобой отправимся мы утром в Ленту,
то нас украсит снежная заря.
Она покажет нам такую путь-дорогу,
которой раньше не было нигде.
Мы встретим по пути Гогена и Ван Гога.
Пройдемся с ними по живой воде.
Начертим на стене безумный лик мессии.
И я скажу, вдыхая анашу:
"Пылает бал. У стен – Элен, Мари, Россия.
Ее на танец я и приглашу".
* * *
Люди выходят из разных квартир,
смотрят, толпу образуя, на небо.
Скомкан, раздавлен и вывернут мир,
создан из мяса, потока и хлеба,
то есть того, что дано навсегда
или навеки внутри человека.
В чаше спасения ныне вода.
Ныне и присно железного века
не обойти, не проехать, не взять.
Только возможно собой заневолить,
бросив его целиком на кровать.
Пусть на висках образуется проседь,
сдаться нельзя, потому что нельзя.
Жизнь разворачивает перекрестки,
где проезжают машины, скользя.
Так на деревьях – снежинки и блестки,
трупы людей, воробьи и грачи.
Надо расслабиться,