Клише участи. Игорь Васильевич Синицын

его. Даже не глядя на малиновые петлицы с медицинской эмблемой, можно было безошибочно определить – раз этот человек оказался в армии, то он может быть в ней только врачом, настолько нелепо сидели на нем, и шинель, и фуражка, и связанный женой серый, толстый, «не уставной» шарф. Его будущей специальностью должна была стать патанатомия, и он даже устроился внештатным судебным экспертом при гарнизонной прокуратуре и как-то раз его вызывали в Гаджиево произвести вскрытие, но все это было очень далеко от настоящей работы, к которой они готовили себя в институте. Именно это угнетало их больше всего, и как они не старались сделать эту тему запретной, она постоянно сопровождала их бытие…

      5

      – Отвлекись на секунду, – попросил Евдокимов внимания, продолжая жевать бутерброд. Закончив вечерний прием, они сидели у себя в комнате и, потягивая чай, читали каждый свое.

      – «Если бы мог человек найти состояние, в котором будучи праздным, чувствовал бы себя полезным и исполняющим свой долг, он нашел бы одну сторону первобытного блаженства. И таким состоянием обязательной и безупречной праздности пользуется целое сословие – сословие военное. В этой -то обязательной и безупречной праздности состояла и будет состоять главная привлекательность военной службы». Каково?

      – Полегче, у меня отец кадровый военный.

      – Знаю. Да я о нынешних говорю, не воевавших. И даже не я – Толстой.

      – Сам в прошлом артиллерист. Кстати, в «Севастопольских рассказах» он ничего не говорил о праздности… Не тужи, все великие служили, теперь твоя очередь.

      Евдокимов равнодушно зевнул и, сняв очки, помассировал крепкую переносицу, где почти срослись щетинистые брови.

      – Твою лояльность к армии ничем не прошибешь. Даже этим, – выразительно покачал он увесистым томом «Войны и мира».

      – Ну, продолжай, продолжай. Скажи еще, что в военные училища идут одни недоумки. «Как одену портупею, все тупею и тупею». Проведи параллель с «Поединком»…

      – И стараться не надо, параллель напрашивается сама собой. Совпадение полное. Действующие лица те же, что и у Куприна, только исполнители другие: капитан Иванов, старший лейтенант Карпунец, лейтенант Толпыга… Кстати, что решил офицерский суд чести? – нарочито возвышенно спросил Евдокимов.

      – Будут увольнять.

      Лейтенант Толпыга слыл исчадием ада Североморстроя. Щуплый, миниатюрный блондин – абсолютное воплощение понятия разгильдяйства, поставил перед собой цель увольнения из армии, выбрав для этого простой путь забубенного пьянства. Если кто-то, помышляя о карьере, скрывал этот порок, то Толпыга всячески его афишировал. Клал он на все. Недавно он побился об заклад, что в течение дня смотается в Ленинград, пообедает в ресторане и вернется к вечерней поверке. Пари выиграл, предъявив авиабилеты и счет из Астории.

      – Увольнять.. Ну, да – чтоб не позорил армию. Раньше, между прочим, такими гордились, Пушкин их воспевал… Это же характер Сильвио!