Вместе. Телесно, очно, визуально, тактильно, вербально – как угодно! Ради этого «вместе» сотворяется с нами жизнь. А потом уводит от него на расстояние – может, для того, чтобы вздохнуть, воздухануть, дать возможность унести в себя?.. «Раздобыть чувство – и сохранить его в разлуке», как говорит один мой знакомый, тантрический «гуру». Апрель разворачивается – и затухает, этот наполненный, фаршированный вкусами апрель.
– Такое впечатление, что время растянулось. Так давно ты был. Так давно… Не видела такого, не видела никогда. Такого… непосредственного, что ли. Умный непосредственный взрослый ребенок.
– Хочу, чтобы ты говорила это мне на ухо своим сумасшедшим шепотом… И обнимала. Лежать вот так рядом. Обсуждать что-то серьезное. Про свобо-о-о-оду… философию… психологию… А потом поцеловаться. И мир уносится куда-то, и остаешься ты – теплая, желанная, близкая… И, как в детстве, границы кровати – границы мира. А еще люблю смотреть в твои глаза в сумерках. Они бездонные…
– Как будто много смотрел – прямо «люблю»!
– Чтобы любить, не нужно тренировок. Иду спать. Только обниму еще разок… проведу пальчиками сверху донизу, нежно-нежно, поцелую в шею… Спи, Лисенок. Так интересно: я вдруг почувствовал, как ты отключила внимание.
– Прости, что чуть не скомпрометировала тебя сегодня прямо на улице, на твоей территории, среди адептов… Моя самая яркая сегодняшняя картинка – когда ты озаряешь меня в кафе своими величественными сентенциями из глаз, губ, бровей и – руками… Озаряешь, подвешиваешь и подгружаешь. Плотно. Красиво. И вторая – когда на эскалаторе смотришь. И обниматься не надо: столько объятия веселого в лице и во всем тебе. Бесконтактного. Ты так трепетно относишься к языку, как к знакам… это немыслимо.
– Твои знаки… Они очень тонкие и по-разному читаемые. И вместе с тем они читаемые, прикасаться к ним и чувствовать их рельеф так приятно. Они разные на ощупь. Иногда даже колются. И это тоже приятно: ощущаешь себя живым. И еще почему-то я вспомнил нашу близость сейчас. Когда я был сверху и взял твою ладонь в свою… Я входил в тебя, а ты сжимала мне ладонь. И это так возбуждало почему-то… хотелось еще и еще ближе… Вот твои слова – они как пожатия ладони. Мне и сейчас от тебя сладко. Ты сегодня так интересно стояла у метро! Тебя было четко видно. Сразу. Как будто все остальное размытое, а ты четкая. Стоишь и стоишь. И вот ровно в тот момент, когда мы встречаемся, мир вокруг преображается. Он становится лучше различим – и при этом менее четким, расплывчатым. Такая вот конкретная расплывчатость. Когда он в тебя входит – и при этом ты его не видишь конкретно. И начинаются скворцы, и земля, и листики, и деревья, и железки, и воздух, и ты, ты, ты… Ты как фильтр, сквозь который вдруг все меняется и проявляется. Ты не сама так делаешь. Просто с тобой это происходит. Я испытываю что-то, не испытывавшееся раньше. И словами – не получается, их не хватает. Приходится расширять определение любви Рубинштейна**: он – про активное утверждение уникальности другого, а я… про активное