Летом, в деревне у бабушки, тоже вокруг него были собаки. Они были с ним добрые, ласковые, позволяли себя гладить и благосклонно принимали еду, принесённую им из дома тайком от бабушки. Но такого единения, как с той собакой, у них не получалось. Поэтому, вернувшись домой, он с нетерпением ждал, когда снова пойдёт в садик, где они опять будут вместе. Однако, выяснилось, что в сад он больше не пойдёт, а пойдёт в школу, где будет учиться, где у него будет много друзей и вообще – пора взрослеть – назидательно говорила ему мама, таща его за руку в магазин. Но он не проявил никакого интереса ни к ярким карандашам, ни к тетрадям, ни к удобному портфелю, который мама выбирала с особым тщанием. Единственное, что его вывело из состояния прострации, была школьная форма, которую пришлось мерить несколько раз, поскольку не подходили то брюки, то пиджак. Наконец, всё было выбрано, куплено, упаковано в пакеты, и они выбрались из магазина. Обратно они ехали на автобусе, и он, уткнувшись носом в стекло, рассеянно смотрел на мелькавшие мимо дома и деревья. На одной из остановок, когда автобус уже закрыл двери, он внезапно увидел собаку. Ту самую, с которой ему было так хорошо в детском саду. Он, тыкая пальцем в стекло и повторяя "Собака! Собака!" кинулся было к дверям, но мама, не понявшая ничего, кроме того, что сын увидел какую-то собаку, решительно усадила его на место. Автобус уже тронулся и ему, заблокированному мамой, ничего не оставалось, как провожать собаку грустным взглядом. Всю оставшуюся дорогу он просидел со слезами на глазах, а дома, когда мама попыталась указать ему на неподобающее поведение, с ним случилась настоящая истерика. Мама, ничего не поняв в его объяснениях, и призвав на помощь папу, с трудом сумела его успокоить, но всю оставшуюся неделю до школы он просидел грустный, невпопад отвечая на вопросы и ничем не интересуясь. Во время одной из прогулок он, оставив своих товарищей копаться в песочнице, отважно дошёл до дороги и даже перебрался через неё, пытаясь вновь встретить своего мохнатого друга, но всё было тщетно.
Школа на какой-то момент затмила его страсть к собакам, но ненадолго. В доме периодически появлялись какие-то собаки, подобранные на улице или взятые у знакомых. Каждый раз изгнание их из дома сопровождалось такими слезами и истериками, что мама, наконец, сдалась. И в доме появился Джек.
На самом деле, его звали Джером Дитрих Конкорд Сибилла фон чего-то там, он уже и не помнил. Но он его звал просто Джек. Джек был курцхааром, немецкой легавой, чёрным, с серыми проплешинами и смешными мягкими ушами. И ещё он был ужасно породистым, и мама долго рассказывала ему об этом, предупреждая, что собаку надо беречь, не отпускать с поводка и ещё целый перечень того, чего делать не надо. Он её практически не слушал, согласно кивая в нужных местах, а просто дожидался, когда этот живой комочек перейдет к нему в руки. Это был момент поистине неземного счастья! Мама снисходительно смотрела на него, уже мысленно прикидывая, как и кому придётся заниматься с собакой, когда первый порыв сына сойдёт на нет, но, к удивлению своему, ошиблась. Джек поглотил его целиком. Он убирал за ним по всей квартире, безропотно сидел у ветеринара во время осмотров и прививок, мыл ему лапы после прогулок, и иногда его самого, когда Джек влезал во что-нибудь неподобающее. О том, чтобы вовремя не погулять с собакой, не было и речи. Мама ни разу не слышала от сына фразы – мол, спать хочу, устал, сходи сама… Когда Джек подрос, они ходили с ним на площадку, учили собачьи команды и основы защиты. Команды Джек выполнять научился быстро, но иногда просто демонстрировал их исполнение. Приходилось, придав голосу грозности, командовать: «До конца, Джек, до конца!» Потом, довольные друг другом, они гуляли по парку и обязательно шли на пруд – воду Джек обожал. Справедливости ради надо сказать, что всё это иногда шло вразрез с учёбой, что вызывало неоднократные конфликты с мамой. Приходилось садиться за учебники, и Джек, словно всё понимая, ложился рядом и терпеливо ждал, пока он закончит.
Разлуки с Джеком он переносил тяжело, стараясь по возможности сводить их к минимуму. Так, он наотрез отказался ехать летом в лагерь. Даже море его не соблазнило, он просто не понимал, как можно променять Джека на какое-то там море. И с облегчением ехал к бабушке, с тремя пересадками, с большим крюком по лесу, но с Джеком.
Взрослели они вместе. Постепенно детские игры заменялись степенными прогулками, хотя Джек с удовольствием бегал за палочкой и обрушивался в водоёмы, распугивая уток и купающихся рядом людей. Часто они плавали вместе, причём он всё время следил за Джеком, понимая, что силы не равны.
В военкомате, узнав, что у него есть собака, долго уговаривали в пограничные войска, кинологом. Приехавший откуда-то майор долго и красочно расписывал прелести службы в питомнике, обещал забрать на границу… Он отказался, не потому, что не поверил, а потому, что это было