Подсудимого утром нашли мертвым в следственном изоляторе и, как выражаются следователи, без признаков насильственной смерти. Было похоже, что он покончил жизнь самоубийством, вскрыв себе вены. Никаких записок не оставил. Вместе с тем, официально заявить об этой версии мешало одно обстоятельство: с ним в камере был один человек. Поэтому, как и полагается, началось следствие для определения его причастности к смерти: допросы, судебно-медицинские экспертизы и прочие действия.
Тот человек проходил по делу о вооруженном грабеже, по которому Айгуль подменяла помощника другого обвинителя, вышедшего в отпуск по уходу за ребенком. Она знала обвиняемого по материалам дела, звали его Кызбосын Мадина, ранее уже сидевший, усугубивший свое положение тем, что оказывал сопротивление не только при задержании, но и во время пребывания в изоляторе, постоянно и агрессивно припираясь с охранниками. Ей было также известно, что одному из охранников, Ернару Даяна, он даже сломал нос. Поэтому и охранники с ним особо не церемонились.
Уже после обеда медицинская экспертиза подтвердила, что смерть действительно наступила от потери крови в результате разреза вен на запястьях рук, и никаких других причин обнаружено не было. Она также подтвердила отсутствие каких-либо следов физического контакта между двумя мужчинами. Проверяли и версию – доведение до самоубийства, путем угроз и давления со стороны временного сокамерника. На допросе Кызбосыну пояснили, что, помимо прочего, его могут обвинить в таком преступлении как не оказание помощи умирающему человеку, на что тот буркнул, что всю ночь проспал, ничего не слышал, а когда утром проснулся, тот уже истек кровью. Отсутствие криков о помощи или стонов было подтверждено охранниками. В конце допроса Кызбосын, однако, вызывающе обронил, что даже если бы и слышал крики о помощи, то все равно не стал бы помогать «гребаному насильнику».
И все же оставались вопросы. Откуда у скончавшегося оказалось лезвие от бритвы? Каким образом Кызбосын узнал, что того обвиняют в изнасиловании? Инструкция охранников запрещала им говорить кому бы то ни было состав преступления, в котором обвиняют того или иного подсудимого, содержащегося во временном изоляторе. Со слов Кызбосына – тот сам ему признался. Но его слова вызывали подозрения: вероятность того, что сам Серик сообщил ему была ничтожна мала. Как правило, в таком преступлении никто не признается. В тех же тюрьмах осужденные за изнасилование – самые замученные люди; беспощадно угнетаемые сокамерниками и презираемые охранниками, вечно синие от побоев.
Один из приставов, знакомый Айгуль, потом ей рассказывал, что наблюдал крайне сюрреалистическую сцену при допросе Кызбосына,