– Простите, господин офицер, если вам не нравится, я могу сыграть что-либо другое, – придя в себя тихим голосом проговорила я.
Но немец молчал, пристально изучая мое лицо.
Из зала послышался оклик:
– Алекс, оставь барышню в покое. Дай ей доиграть. Черт бы тебя побрал! Чего ты выперся на сцену?
– Алекс наконец присмотрел себе девку, – хмыкнул другой, уже изрядно пьяный голос.
Молодой офицер отпустил меня и медленно окинув с ног до головы взглядом, который будто говорил мне, что наше знакомство продолжится, покинул сцену. Меня колотила дрожь, я совсем, оказывается, не была готова так резко столкнуться с ним лицом к лицу. Доиграв это проклятое произведение я встала и сделала реверанс. Кто-то из немцев подарил мне цветы. В зале стоял громкий шум аплодисментов, который совершенно не заглушал гул от пульсировавшей крови в ушах. Я поклонилась и зашла за кулисы. В гримерке сидела Аня и нервно курила. Увидев меня она подскочила и обхватив за плечи защебетала:
– Ну, дорогуша, я такого не ожидала. Видать, ты и правда, как две капли воды с его женушкой. Видела бы ты его в тот момент, когда вышла на сцену. Он стал бледным, как полотно. У меня прям колени подкосились от радости, что зацепило его так быстро. Это же успех, Катька. Ну, держись, немчура чертов, теперь!
Анька была явно довольна тем, что я прошибла эту броню непоколебимости, которой славился гордый офицер вермахта.
– Где он сейчас? – спросила я.
Анька украдкой выглянула в зал.
– Не знаю. В зале его нет, вышел, наверное. Слушай, у меня сейчас еще два выступления. Потом я зайду переодеться и нужно же будет представить тебя Фридриху. Выйдем, посидим у него за столиком, я познакомлю тебя с офицерами, затем пойдем домой. А пока сиди в гримерке. Соберись с мыслями. Дверь запри и не открывай. А то мало ли.
– Да, конечно, –