– Гляди, чего это она так расшкерилась… Может, хлеб попрятала? Поди, у пахана спроси. Берем? Пальтишко можно реквизнуть.
Невозможно спутать этот бойкий, наглый мальчишеский возглас. Без сомнений – они стоят где-то неподалеку и выжидают свою следующую жертву. Беспризорники. Осиротевшие маленькие дети и подростки затопили улицы Москвы после Великой войны1 и революции. И теперь грабят людей на каждом углу. Им годилось все: еда, ценные вещи, даже одежда, особенно теплая.
Все внутри перекрутилось, сжалось и замерло. Взрыв страха в животе огненной волной распространился по всему телу. Нет, подавать вид нельзя. Даже дрогнуть, чуть замедлить шаг.
Соня чуть плотнее обмотала дырявый шарф вокруг лица и поглубже втянула голову в воротник пальто. Старалась шагать как можно мягче, чтобы невысокие, давно стоптанные каблуки ее сапог не цокали по дороге.
Ветер нещадно хлестал по голым кистям рук и лицу, умудрялся пробираться под одежду и, кажется, даже под кожу. У нее замерзли пальцы ног, уши, щеки, да и вообще все тело. Кажется, даже кости.
От осенней промозглости как могло спасало старое пальто – одна из немногих вещей ее прежнего огромного гардероба, которую пока удалось сохранить. Когда-то это пальто было очень элегантным. Тонкая темно-коричневая шерсть, точеный силуэт, сужающийся к талии, аккуратно сшитый высокий ворот. Несмотря на фасон и цвет пальто, Соня видела в нем скорее деловитость и собранность, нежели строгость. Сейчас некогда мягкая, плотная ткань стала жесткой и потертой, местами загрязнилась и порвалась.
Конечно, Соня знала, что вечером из дома лучше не выходить – слишком высок риск попасться в лапы уголовникам. Увы, чувство голода пересилило страх столкнуться с этими дикарями. Она договорилась об обмене комплекта украшений из жемчуга – то немногое, что у нее осталось от давно почившей бабушки – на хлеб. И не успела вернуться из деревни, где жили покупатели, до захода солнца.
Они нашлись случайно, неподалеку от очереди за продуктами. Пища теперь выдавалась по продовольственным карточкам, строго в соответствии с категорией их владельца, и, чтобы получить наконец еду, нужно было выстоять в огромных, почти неподвижных очередях. В тот день Соня – а она принадлежала к четвертой, самой «низкой» категории, которой полагалось меньше всего продовольствия – прождала три часа на улице, но так и не получила ни одного положенного ей грамма. Заметив это, какая-то молодая девушка подошла к ней и будто невзначай упомянула, что ее хозяева, между прочим, господа состоятельные, скупают красивые буржуйские «цацки». И коли такие имеются, готовы обменивать ценные вещицы на продукты. А это главное богатство нового времени.
Соня не могла отказаться. Продавать украшения на рынках стало слишком опасной затеей, хотя она прежде пытала счастье на Сухаревском. Увы, Соня оказалась плохим продавцом. Она не умела зазывать покупателей, расхваливая свой товар, не могла уговаривать их, когда те сомневались, и всегда терпела крах, когда с ней начинали торговаться.
На московских рынках было много таких: грязных, голодных, готовых отдать все самое ценное за картошку, пшено, хлеб или селедку. Порой она узнавала среди продавцов старых башмаков, живописных картин или музыкальных инструментов людей, которых ей некогда представляли в светских гостиных – учеными, художниками, артистами, баронами, графами, даже князьями. Она была одной из них, «бывших людей». До уничтожения большевиками сословий – юная графиня Софья Белозерова. Ее жизнь должна была только начинаться, когда Россию настигла революция.
Где-то за спиной, издалека, она вновь услышала ругань и смешки шайки подростков-мальчишек. Едва заметно повернув голову, Соня краем глаза увидела, что их было по меньшей мере трое. Прислонившись к стене дома, они курили самокрутки и из-за угла наблюдали за прохожими. На вид им было лет четырнадцать. Подумать только! Так бешено бояться детей! Происходящее напоминало засаду хищника, а Соне совсем не хотелось стать добычей этого прайда.
Она не знала, заметили ее или нет, ей ли были адресованы те крики или нет. Знала одно – проверять не стоит. Обернувшись, точно привлечет к себе внимание. А ей был слишком дорог тот небольшой кусок чуть подсохшего хлеба, уютно устроившийся у нее под пальто.
Если беспризорники все-таки остановят ее, помощи ждать неоткуда. Пускай она будет вопить во весь голос, срывая связки, пускай ее услышат двое, да даже пять человек – скорее всего, ни один не защитит. А зачем рисковать? Проиграешь – сам сдашь все, что при тебе есть. Нарваться на бандитов может каждый житель этого города. Глядишь, лотерея выберет тебя завтра. Так зачем искушать судьбу еще и сегодня?
Нужно успокоиться и продолжать уверенно идти вперед. Будто она самый невзрачный человек на этой улице, которому нечего скрывать. Изнутри Соню грызла паника, хотя до поворота на Остоженку, где они с девочками арендуют комнаты, осталось всего-то несколько метров…
Мальчишки начали что-то истошно кричать, но из-за завываний ветра и обмотанного вокруг головы шарфа Соня не разобрала слов. Ни в коем случае