Но все эти принципы и постулаты отступают на дальний план, как только приезжает из Махновки теща Дебора, мать Мали. Она появляется на своей бричке, тяжело нагруженной мукой, маслом, сырами, круглыми ковригами белого пшеничного деревенского хлеба, потрошеным гусем, медом и деревенскими яблоками. Размашистым шагом несет в дом свою поклажу – перевесив через плечи, как коромысло, широкий мягкий ремень, с двумя огромными узлами на концах, не позволяя себе отдышаться на лестнице между этажами, втаскивает все привезенное в прихожую и только там тяжело опускается на табурет:
– Все. Дальше – сами.
Мали бежит во двор, обнимает за шею лошадку Луньку, сует ей в мягкие губы осколочек сахара, шепчет ей в ухо добрые глупости, привязывает к старой черешне – так все в их дворе делают, кто на лошадях приезжает, потом вихрем взлетает к себе и начинает разбирать гостинцы. О, как хорошо, свежая мука, нового помола, можно яичную лапшу замесить – у Мали почти уже кончилась прошлогодняя. Гусь какой жирный, надо шкварки выжарить, жир отцедить, да посолить покруче, чтоб не прогорк… Все нужное, все вкусное. Большое подспорье даже для бюджета частного поверенного. Ицик неплохо зарабатывает, и вид на жительство у него уже постоянный, но чтобы получать все это, надо быть в дружбе с руководством коллегии, а такая дружба – дело дорогое, требует больших расходов – то в клубе, то у себя дома надо застолья устраивать, веселить коллег и начальство.
И Ицик, хоть и смущается, что к лошади приблизиться не рискует, искренне рад теще, спасибо, пусть еще приезжает, места в квартире хватит. Да и пока она гостит, Мали душу отводит – нет конца их разговорам про Махновку, про мельницу, про деревенскую подружку Галу, про брата Залмана, он уже наконец женился, жену взял красавицу Лею, из хорошей семьи, теперь первенца ждут.
– Мамале, родненькая, как же я по вам по всем соскучилась! Ну, рассказывай скорей, как дома, как мельница, как Залман? – Мали торопливо задает свои вопросы, а руки ее еще быстрее собирают на стол – фарфоровый чайник, свежие бублики с маком, вазочка с красной икрой, черную Ицик не разрешает – не кошерно.
– Та все у порядке, доню, дом на месте, речка бежить, мельница колеса крутить, жернова не стерлись. Залман наш на свою Лею не насмотрится, русалкой называет. А она, бедняжка, так тяжело беременность переносит. Живот огромный – через месяц с небольшим ждем. Так она спешить все подготовить – пока Залман с отцом на помоле занят, сама комнату побелила, сама все подушки-одеяла во дворе развесила, выветрила. Я сто раз говорила ей – побереги себя, тебе много сил еще понадобится. Нет, не слухает. Спасибо, хоть Гала твоя, бывает, забежить, то Лее поможет, то просто добрым словом перемолвится, хорошая девочка, а какая красавица! Они с Леей даже чем-то похожи. Ну, ясно, что не теперь, теперь наша Лея – живот и глаза… Хоть бы