Не дойдя несколько шагов до дома, Эдди остановился, смущенно посмотрев на сестру.
– Иди одна, не хочу их тревожить.
– Исключено! – возмутилась Диана, схватила за локоть и настойчиво потянула за собой. – Ты будешь видеться с собственными родителями, понял? Не смей больше допускать подобных мыслей при мне!
Эдди отступил, не желая портить отношений с сестрой, единственной, кто еще верил, что улица не погубит его.
Дверь отворила миссис Назарян, встретив детей и их друга лучезарной улыбкой. От броска Дианы она качнулась назад и сжала дочь в объятиях. Эдди шагнул следом.
– Здравствуй, мама, – потупив взор, вымолвил он, удостоившись не менее любящего объятия. Сразу бросилось в глаза, как ему неловко принимать материнскую любовь, нанося при этом ей такую боль. Не успел Макс ответить на приглашение погостить, как вмешался Эдди:
– У нас много дел, мы должны идти. Побудь с Дианой, мы придем к вечеру.
Тот же повелительно-категоричный тон, как и годы назад, разве что произносимый еще более раскатисто. Мать коротко взглянула на Макса, словно безмолвно вопрошая, согласен ли он со сказанным, и провожала их, стоя на пороге, до тех пор, пока Макс и Эдди не исчезли за кузовами обставивших тротуар машин.
– Дело, конечно, не мое, но ты груб с матерью, – заметил Макс не без опаски.
Назарян метнул на него ошеломленный взгляд, вмиг наполнившийся гневом.
– Ты болеешь классической болезнью большинства населения планеты, – ядовито бросил Эдди. – Плоским зрением. Видишь одну грань и упускаешь всю суть. – Тон его становился резче, голос злее, взгляд стал обжигающе-тяжелым.
– Да, я груб с ней. Еще грубее с отцом. Но, черт тебя возьми, разве ты не задался вопросом, отчего так вышло?
– Знаю отчего, – осторожно сказал Макс. – От различия ваших убеждений.
– Нет, мать твою, из-за права моих убеждений на жизнь!
– Хорошо, не горячись. Я только хотел сказать, что мать по-прежнему любит тебя.
– Любить означает доверять и позволять двигаться своим путем, а не тем, который избрали за тебя, – напирал Эдди, ускоряя шаг и едва сдерживая непримиримый нрав. – Увидим через годы, кто куда придет. Пока же я в начале пути, я могу лишь рассчитывать на вашу веру в мои слова. А говорю я предельно ясно: я никогда не совершу деяния, способного убить или каким-то образом нанести вред здоровью человека. Ты не веришь? Значит, я буду груб с тобой так же, как с родителями. Вы не верите мне – значит, не врите, прикрываясь любовью.
– Ты сумасшедший, – не сдержался Макс. – Откуда такая уверенность? Тем более в таком деле, как твое?
Назарян издал гневный возглас, означающий, что чаша терпения полна и при малейшем дрожании гнев выплеснется наружу. Макс не ответил на этот вой, стараясь держаться смиренно. Только сейчас, увидев впереди ограждение железной дороги,