Сатурн как смерть изображон
как тишина зловеща эта!
в ней жизнь готовится для света
а свет каков он свет а мир
все тщетно в нем – крушится прахом
и призван он – совидец страхов
уж к небожителям на пир
Глава вторая
в передвечерний час когда
уже склонялись в ноч светила
а в Водолее восходила
Сатурна грозная звезда
да незаметно стал в зените
жизнь разоряющий Уран —
хотите ль вы иль не хотите
рожденные под ним – из стран
кидающий из жизней в жизни
лишающий друзей – отчизны
взлетающий перстом меча
от постоянства отуча —
в час тот с совидцами такими
пришол на землю человек
в морщинках с баками густыми
со сросшеюся пленкой век
мать на подушках приподнялась
взглянуть на сына в первый раз
и приглядевшись испугалась:
слепой – совсем не видно глаз
тут доктор ножницы кривые
с комода помрачнев берет
и делая шаги большие
к младенцу сгорбившись идет
мать вскрикнула а он смеется
и ножниц ужас отложив
на веки пальцы наложив
их раскрывает – не придется
прорезывать дитяти глаз
подайте грудь ему сейчас —
решает мать – забота снова
как научить сосать такова
но ткнувшись и поймав сосок
сын присосался и без спроса
грудь ручкой давит – наконец
краснеет пуговочка носа
отпал насыщенный – отец
меж тем под дверью отирает
глаза счастливые платком
и курит в форточку потом
на небо серое взирает:
ноч петербургская бела
под фонарем стоит прохожий
бредет другой из-за угла
на привидение похожий
переведен в столицу в полк
обзаведясь своей квартирой
он понял в жизни легкой толк
столичново пустово мира
толк в кутежах гонящих сон
в приемах шумных но отныне
в сем вихре будет помнить он
о кротко спящем в детской сыне:
в предутренний вернувшись дом
походкой непослушно тяжкой
взглянуть придет он перед сном
как дышет спинка под рубашкой
рукой неметкой крест чертить
и николаевской бородкой
поцеловав ощекотить
затылка вздрогнувшево щотку
а жизнь свой движет круг и вот —
в столице смутно муж на службе
в кастрюльке геркулес растет
спиртовки огонечек в луже
молочной – пляшет голубой
сын рад ему вдруг грохот вой
под окнами копыта крики
погаснул свет – наперевес
опущены мелькнули пики —
и опрокинут геркулес
рукой хладеющей неловкой:
с ребенком в кухню и на двор
в швейцарскую а от спиртовки
огнь