Как я и говорил, утаить что-либо от этой женщины просто невозможно.
– Да, всё хорошо, не беспокойтесь, – произнёс я, как можно сдержаннее, стараясь при этом избегать её пытливого взгляда.
Но миссис Кларсон и не думала отступать. Поэтому, изобразив гримасу сожаления на лице, она спросила:
– Вас вызывали как свидетелей по какому-то делу?
Не знаю, какие эмоции в этот момент выражало моё лицо, но, кажется, Пенни осознала, что сказала лишнего, и тут же попыталась оправдать свою оплошность.
– Город у нас небольшой, здесь всё про всех знают, ничего не утаишь, – разведя руки в стороны она улыбнулась.
После её слов на какое-то время нависло молчание, которое вдруг, неожиданно прервала Анна.
– Нам запретили говорить о чём-либо, касающемся этого дела. Сейчас идёт следствие, и любая утечка информации может навредить.
Миссис Кларсон явно не ожидала такого ответа, и теперь лишь молча открывала и закрывала рот. Лицо её при этом выражало полное разочарование. Чтобы хоть как-то разрядить обстановку, она решила перевести разговор на другую тему.
– Неспокойно стало жить. То одно случится, то другое. На прошлой неделе вон, обокрали дом Саммерсов. Говорили, что вынесли все деньги из сейфа, а ведь кто-то же выходит знал код от него, если это не составило для него труда. Миссис Саммерс всегда устраивала такие щедрые приёмы, – произнесла она, задумавшись. – Вот, что значит впускать в свой дом кого попало. Раньше я сердилась на Герри, ведь он был против того, чтобы я устраивала подобные встречи в нашем доме, а теперь я его даже понимаю.
Мы с Анной лишь переглянулись. Я молчал, не имея желания прерывать её монолог. К тому же, в этот поток непрекращающейся болтовни и без того нельзя было вставить ни слова. И лишь когда Пенни, наконец, замолчала, мы воспользовавшись этим моментом, поспешили поскорее распрощаться, не желая больше выслушивать её бессмысленные умозаключения.
*****
Я сидел на кухне, уткнувшись лицом в свои сложенные на столе руки. Время будто замерло. Все мысли вертелись только вокруг одного: «В какой момент моя жизнь перестала быть моей?»
На плите засвистел чайник. Поставив на стол чашки, Анна налила нам чай и села напротив меня.
– Питер, я тут подумала, – начала она издалека. – Что если я позвоню ей?
Я не сразу понял, о ком идёт речь, поэтому решил уточнить:
– Ты говоришь об Имоджен?
Имоджен была родной сестрой Анны, с которой они не общались с момента нашей очередной неудачной попытки стать родителями.
– Нет, я говорю о моей матери.
Я резко поставил чашку с чаем на стол, так, что немного тёмной, горячей жидкости выплеснулось наружу.
– Анна, мы уже говорили об этом.
Она виновато опустила глаза, избегая моего взгляда.
– Я помню, но всё же она моя мать. К тому же, это всё было так давно, – протянув