– Гони, Сява! – орал командир на ухо шоферу, плотному молодому парню в кожаной куртке без рукавов, широкоплечему с мясистым большим носом на бледном небритом лице. – Гони!
Парень ничего не ответил, хотя его так и подмывало бросить в ответ парочку крепких словечек. Взгляд его маленьких цепких глаз был устремлен на перламутровый «жигуленок», который сбавил скорость, затормозив на перекрестке за углом, чтобы объехать немощную неуклюжую старушку. Шофер выжал газ до упора, и «Мерседес», резво рванувшись вперед, сильно накренился на повороте, чиркнув серебристым крылом об угол старого дома.
Удар был чувствительный, но спасительный для машины, которая готова была вот-вот перевернуться на большой скорости. Пассажиры в салоне облегченно вздохнули, когда «Мерседес» пошел по прямой, настигая свою жертву.
– Гони, милый, гони! – осипшим голосом бубнил сосед шофера, крепко уцепившись одной рукой за боковой поручень вверху салона, а другой суетливо расстегивая душивший тощую шею красный галстук. – Уйдет гад, уйдет!
Шофер бросил недовольный взгляд на соседа, который раздражал и мешал ему.
– Конечно, уйдет, – огрызнулся он, не поворачивая квадратной головы, – если вы, Макарыч, будете меня ежесекундно дергать и каркать под руку!
– Не базарь, Сомов! – оборвал его старшой. – Поднажми лучше чуток, самую малость осталось…
Сява недовольно хмыкнул.
– Еще малость, – прошипел Сява, круто выворачивая руль на вираже, – и мы станем покойниками.
Машину снова тряхнуло, отбросив от бордюра на проезжую часть, и в салоне раздалась нецензурная брань.
– Твою мать! – выругался Макарыч.
Он покрепче вцепился в поручень и гневно впился злым взглядом в шофера.
– Покойниками мы станем, – заверил командир, – если упустим беглеца! В этом можешь не сомневаться, дружок… Папаша не простит нам лажы…
Сява бросил неприязненный взгляд на соседа. «Какие они все болтливые и канючие! – подумал про себя парень. – Одним словом менты! Все дрожат за свою шкуру, особенно те, у кого она лощеная…»
– Стрелять нужно было! – раздался недовольный сипатый голос с заднего сиденья. – Упустим его, товарищ полковник, как пить дать упустим!
Макарыч круто повернулся к здоровенному бородатому мужчине.
– Чего каркаешь, Громов! – взъерепенился полковник, повысив голос и вымещая всю злость на своем подчиненном. – Я тебе стрельну! Я тебе так стрельну!.. Мне он нужен живым, – проревел полковник, – и только живым! Всего на часок, на пять минут, а потом я его…
Что бы он сделал с беглецом, полковник не договорил: глаза его в ужасе расширились, а узкие пересохшие губы растянулись в жалкой дурацкой улыбке на побледневшем, как простыня, крысином лице. Лица остальных пассажиров окаменели…
Сява резко нажал на тормоза, бросив машину влево…