В четырехместном купе пассажирского вагона их было только двое. Щеголев был молчалив, хмур, почти сразу же лег спать и проснулся утром, незадолго до прибытия в Минск. Кирилл же долго гнал от себя невеселые, дурацкие мысли, но это плохо ему удавалось. Чем сильнее их гонишь от себя, тем в большем количестве они прилетают обратно, решил он, прежде чем погрузиться в неспокойный сон.
Приятной неожиданностью была гостиница, расположенная почти в центре города. Их поместили двоих в номере, предназначенном для пятерых. Возле каждой железной койки была тумбочка с ящиками, а под единственным маленьким окном стоял длинный журнальный стол, заваленный ворохом газет и журналов. С потолка свисала на шнуре одинокая лампочка, пытающаяся спрятаться под неопределенного цвета абажуром. Все здесь радовало глаз: белоснежные простыни и подушки, стеклянные граненые стаканы на тумбочке, натертый до блеска пол и яркие солнечные зимние лучи, врывавшиеся в пространство между раздвинутыми занавесками в голубых цветочках.
– Мы будем здесь только вдвоем? – спросил Кирилл.
– Конечно. Мы на выполнении важного задания. Нам свидетели не нужны. Ты размещайся здесь, отдыхай, а я пойду по делам. Днем можешь делать все, что хочешь, но часов с пяти, когда стемнеет, никуда не выходи, жди меня в номере и будь готов в любую минуту к действию.
Весь день Щеголев отсутствовал. За это время Кирилл успел поесть в местной столовой, перечитать все газеты, и даже просмотреть старый номер журнала «Работница». Около шести часов появился Щеголев. На нем был старый тулуп, шапка ушанка и коричневые унты, какие носят пилоты, летающие на север.
– Готов? – лаконично спросил он.
– Готов, – бодро ответил Кирилл и бросился одевать припасенный для задания теплый бушлат и валенки, тщательно подобранные по размеру ноги.
– В таких не замерзнешь, – похвалил его Щеголев.
Машина «Волга» стояла у обочины, в ста метрах от гостиницы. Полковник сел за руль, Кирилл разместился на пассажирском сидении, и в ту же секунду мотор, еще не остывший, загудел всеми своими цилиндрами.
Щеголев вывел машину на окраину города, где в этот вечерний час на улицах не было ни машин, ни пешеходов. Исчезли трех-пятиэтажные здания, с тускло освещенными изнутри окнами, за которыми еще теплилась унылая жизнь коммуналок, и на смену им пришли частные маленькие домишки, едва заметные во мраке за сугробами снега. Полковник вглядывался в темноту неосвещенной дороги, прищурившись и наклонившись вперед, как будто это могло сократить расстояние обзора. Вдруг он резко бросил руль влево, и машину занесло, но он сумел ее вовремя направить на узкую, заснеженную боковую дорогу. Буксуя и виляя он подъехал к воротам, примыкавшим к будке, похожей на армейский контрольно-пропускной пункт.
– Приехали, –