Замешательство Ешуа длилось недолго. Привыкший с детства подавлять в себе грешные мысли, он перевел взгляд на собравшихся и поднял руку. Его голос перекрыл их гул.
– Сначала исполняйте в сердце своем то, что завещано нам Моисеем: искорените в душе своей все нечистые помыслы, а потом уже решайте проблемы земные.
Черные глаза – Ешуа опять на них натолкнулся – метнулись в сторону, потом опустились вниз. Длинные ресницы, как веер из павлиньих перьев, плавно поднялись вверх и замерли. Это произошло в момент, когда он хотел сказать людям, как они должны жить, чтобы быть чистыми в сердце своем и в помыслах своих. Но в тот день сказать это ему не удалось. Из переулка, прямо за углом, послышался шум быстро приближающихся шагов, как будто большая толпа спешила к синагоге. Это было настолько необычно для маленькой деревушки, что все смолкли, в страхе повернув головы в сторону доносившегося шума. И тотчас из-за угла появились люди, у каждого на поясе висели ножны, из которых торчали, тускло поблескивая, рукоятки мечей. Молодые, с фигурами и осанкой воинов, они могли бы сойти за римских солдат, если бы не пестрый разнобой в одежде и обуви. В основном на них были черные, серые и голубые туники разного покроя, но у некоторых единственной одеждой была набедренная накидка, похожая на те, что носят солдаты римской пехоты: она прикрывала тело от пояса до колен. В оружии тоже не было однообразия. У одних – щиты легкие и маленькие, обтянутые кожей. У других – большие и тяжелые, какие редко встречались в Иудее. У большинства, однако, руки были свободны, и они размахивали ими широко, в такт уверенных и быстрых шагов.
Это походило на случайное, беспорядочное сборище людей, и все-таки это было дисциплинированное воинство. Без суетливости и угроз, но организованно они стали окружать площадь. Один из солдат быстро прошел через пугливо расступившуюся толпу, с налета столкнул твердым плечом Ешуа с камня, и сам немедленно взобрался на возвышение. От могучего удара Ешуа грохнулся на землю, но сразу же вскочил на ноги. Боль от ушиба не отразилась на его лице; оно продолжало хранить достоинство проповедника. Бесстрашно, с вызовом он встал напротив вооруженного обидчика, но тот не удостоил его взглядом.
– Вы все сейчас должны разойтись по домам, – властно заговорил с камня пришелец. Его арамейский, без малейшей примеси акцента говор не оставлял сомнений в том, что он – местный, иудей из Галилеи. – Каждый должен приготовить для нас зерно, вино и что-нибудь из одежды.
Из толпы пропищал слабый, но возмущенный женский голос.
– Довольно вам обирать нас! Десятину даем в храм, римляне обложили нас налогами, царю подавай, а сейчас вы нас грабите. На что нам жить?
– Мы не грабим вас, – возмутился оратор. – Мы боремся против римлян, и вы должны помогать нам. Весь народ должен бороться против Рима. А сейчас разойдитесь и ждите нас в домах. Нам нужно уйти отсюда, пока не подоспели римляне. Иначе всех вас убьют.
– Безумцы! –