Латыш, который тоже приподнялся со своего ложа, говорит на ломаном немецком:
– Почему ты учить? Скоро… – Он делает красноречивый жест, сдавливая свое горло, и злорадно хрипит: – Повесить!
Но я тем не менее продолжал зубрить свои слова.
Шпринген – прыгать. Шпринген – прыгать.
Шпроссе – ступень. Шпроссен – ступени.
У меня не было больше былого ощущения смерти. На этот раз она найдет меня ни в приподнятом настроении, ни в состоянии, достойном сожаления. Если ей суждено прийти, то она придет!
Впрочем, суп, который они принесли нам, был хорош. Только опять его было слишком мало! Но, возможно, в этом был виноват этот проклятый латыш, который налил мне меньше, чем себе. Почему? Почему ему досталось больше, чем мне?
В конце концов двадцать первого марта они вывели нас после обеда на улицу. До этого времени ни одна живая душа не беспокоилась о нас. Обо мне, о латыше и о трех бородатых русских из подвала. На снегу, ярко освещенном весенним солнцем, мы должны были раздеться. Полностью, догола.
Но нас действительно отправили всего лишь в русскую баню. Латыш, этот жирный жеребец, вылил столько воды на раскаленные камни, что маленькая, почерневшая от дыма баня мгновенно наполнилась паром. Вместе с потом грязь литрами стекала с моего тела. Мы поочередно намыливали друг другу спины. Какое же это было наслаждение!
Распарившись, красные как раки, мы выбежали на улицу. Трое худощавых русских и я лишь немного обтерлись снегом. Зато жирный латыш валялся в нем, как свинья, похрюкивая от удовольствия.
После бани у нас у всех было приподнятое настроение. Разве уже не наступила весна? Даже в тюрьме можно жить! Нас побрили. Я получил чистое белье.
В тот же вечер меня повели на допрос. Приказали заложить руки за спину. Я держался на ногах довольно неуверенно, меня пошатывало, и я едва успел отпрыгнуть в сторону, когда какой-то разъяренный офицер попытался сбить меня с ног своей лошадью. Мой конвоир чертыхнулся вслед всаднику. Он дернул меня за рукав и что-то вынул из своего кармана. Откуда у него футляр от моих очков?
– Камрад, там ты никс говорить!
Ах, до меня дошло, он украл футляр из кармана моего комбинезона, когда я мылся в бане. Все же я, видимо, уже опять что-то собой представлял, раз он боялся, что я сообщу об этом во время допроса.
– Ничеоо, товарищ! – успокоил я его. Да и к чему мне это! Во время допроса я оказался лицом к лицу с давешней блондинкой.
Она тщательно заполняла длинную анкету, как типичный бюрократ. И только тогда она в заключение спросила:
– Как вы поживаете?
Я немного помолчал, прежде чем ответил:
– Отлично!
В последующие дни меня еще три раза водили на допрос. Только тогда, когда вдали появлялся офицер, конвоир приказывал мне держать руки за спиной. Он даже сам показывал мне, как нужно это делать:
– Вот так, товарищ!
Во время второго допроса блондинка взяла в руки анкету, которая была заполнена в первый раз, и, пытливо глядя на меня, как строгий